– А о местном колдуне по имени Слава вы знаете?

– Это который в гробу родился? Кто ж его не знает. Живет себе мужик в лесу, что такого?

– Да-а, – нараспев сказала Женька и побрела прочь. Я последовала ее примеру.

Паром подошел к берегу, народ начал рассаживаться по машинам. За рулем была подружка, а я первым делом позвонила мужу, минут пять расписывала местные красоты и выслушала речь о том, как осточертели ему учеба и одиночество. На одиночество он особо напирал и тут же поинтересовался, когда я вернусь. Я ответила весьма туманно, что Ромке не понравилось, однако он нашел в себе силы не скандалить по обыкновению, и мы простились вполне мирно.

– Звони Волкову, – сказала Женька, которая уже давно нетерпеливо поглядывала на меня. Я набрала номер телефона и с облегчением услышала голос:

– Да.

Узнав, кто ему звонит, Волков обрадовался. Мы сообщили, что находимся в городе и хотели бы встретиться. Тут он немного приуныл и сказал, что освободится только через два часа. Мы в свою очередь заверили, что нас это вполне устроит.

– Советую посетить наш музей, – сказал он на прощание.

– Непременно.

– Куда? – спросила Женька, останавливаясь на перекрестке.

– В музей.

Музей находился недалеко от центральной площади. Это было солидное двухэтажное здание девятнадцатого века из красного кирпича. Мы оставили машину на площади и вошли внутрь. Минут двадцать бродили по залам. Исторические реликвии никакого отклика в наших душах не нашли, наверное, потому, что мысли были заняты совсем другим. Увидев женщину с табличкой на груди, я подошла к ней и спросила:

– Простите, нас интересует Рождественский монастырь, что в тридцати километрах отсюда. Нет ли в вашей экспозиции… – Я не успела договорить, а она уже качала головой:

– У нас вы ничего не найдете. В городе есть музей русского православия, вот там имеется несколько экспонатов… а, собственно, что вас конкретно интересует?

– После войны там был лагерь военнопленных. Мы журналисты, хотели бы написать об этом.

– В соседнем здании есть небольшая экспозиция, все, что касается того времени. Я вас провожу.

Пока мы переходили в соседнее здание, женщина, звали ее Ирина, рассказала нам, как создавали экспозицию. Мы это уже слышали. Некоторое время назад в Рождествене собрались поставить памятник погибшим военнопленным. Но местные жители этому воспротивились.

– В результате памятник поставили на городском кладбище, а в музее открыли экспозицию, в этом нам очень помогли немецкие коллеги. Вот здесь, пожалуйста.

Мы вошли в небольшой зал, где на стенах висели фотографии: пожелтевшие довоенные снимки. В витринах были выставлены самодельные кружки, сохранившиеся письма, шинель.

– Лагерь просуществовал до сорок девятого года? – спросила я.

– Да.

– Куда потом отправили заключенных?

Женщина посмотрела на меня с непониманием:

– Вы, должно быть, не знаете. В сорок девятом году произошла трагедия, в результате которой военнопленные погибли. – Мы с Женькой переглянулись, а Ирина принялась объяснять: – В то время началась разборка Рождественского храма, который построили в середине девятнадцатого века, считалось, что никакой ценности он не представляет. Монастырь после революции был закрыт, успел основательно обветшать, вот и решили строительный материал пустить на хозяйственные нужды. Разборкой храма военнопленные и были заняты. В северном притворе хранилась взрывчатка, в результате неосторожного обращения с ней двадцать пятого апреля произошел взрыв, все военнопленные погибли.

– Двадцать пять человек? – спросила я.

– Да. На тот момент там находилось двадцать пять военнопленных. Вон их фамилии, – указала она на одну из витрин.

– Погибли только военнопленные? – уточнила я. – Никто из охраны не пострадал?

– Охраняли их всего восемь солдат, по четыре в смене, – пояснила Ирина. – Места здесь в то время были глухие, пленные свободно передвигались по деревне, без всякого конвоя. На ночь их запирали в монастыре, днем они работали на разборке храма. Когда произошел взрыв, рухнул свод, и все, кто в тот момент находился внутри, погибли. Все четыре охранника, по счастливой случайности, были на улице и остались живы.

– А что за взрывчатка там хранилась? – спросила Женька.

– Рядом строили железную дорогу, почва здесь каменистая, в общем, для нужд строительства.

– Довольно странно держать ее в такой близости от военнопленных.

– Вы имеете в виду, что они могли ею воспользоваться? Но зачем? Война закончилась. Бежать? Куда? Здесь на сотни километров непроходимые леса. Немцы ждали возвращения домой и о побеге не помышляли. К тому же склад был заперт и, разумеется, охранялся.

– Вы сказали, взрыв произошел в результате чьей-то халатности?