«А если он сирота?»

Бабушка схватилась за сердце и глотнула воздуха, как рыбка. Ответить смогла не сразу.

— Господи, как же ты догадалась-то… Если он… сирота… то ему цены нет как оружию. Его воспитывают бережно, с особой любовью, добиваясь его привязанности и преданности… Чтобы использовать, когда необходимо. Вот ты для меня на что готова?… — бабушка посмотрела Миль в глаза, и та кивнула — на всё. — Ты поняла. Со временем ребёнок становится более устойчив, не так склонен к взрывному выбросу всех возможностей, он уже не универсал, а узкий специалист. Совершенствуется в чём-то, но не он выбирает специализацию, в нём усиливается то, к чему его организм более всего приспособлен от рождения — и угадать этого не может никто. Но когда в нём только просыпаются изменения, его можно поддержать, направить, подсказать ему что-то… стать ему нужным… привязать к себе и к своим. Воспитать из него члена команды, братства, стаи… чтобы он стал готов сражаться за своих, стал защитником, бойцом… что ты пишешь?… Правильно.

«Оружием», — написала Миль.

— Его учат смотреть на людей свысока, считать себя лучше, выше… Конечно, легко потерять голову, почувствовав себя особенным, сверхчеловеком… Когда он набивает шишки и понимает истину — если успевает понять — бывает слишком поздно… Что?

«А кто мы, бабуля?»

Бабушка печально улыбнулась.

— Люди зовут нас колдунами, ведьмами, волшебниками, магами… А сами мы зовём себя — веды. Мы тоже люди, девочка. Изменившиеся, да. Изменение в нужный момент — необходимое условие выживания любого вида. Ты же читала? Ну, вот: если бы живое существо не изменялось, приспосабливаясь к изменениям окружающей среды, жизнь бы давно вымерла. Это называется мутацией. Мы — мутанты, резерв на всякий случай, наша задача — выжить, сохраниться. И лучше всего нам это удастся, если мы не будем… как ты это сказала недавно?

«Нарываться?»

— Как-то так. Живи сам и дай жить другим. Не высовывайся. Потому что люди всё же не совсем животные — те бы просто спаривались с более сильными особями, чтобы дать жизнь более удачному потомству. Если бы люди поступали так же, человечество давно бы уже стало другим. Сильнее, здоровее, долговечнее, умнее, в конце-то концов. Но они на нас охотились и, вероятно, охотиться будут. …Что?

«Почему?» — написала Миль.

— Боятся, завидуют. Люди всегда боятся того, чего не понимают. Боятся и ненавидят… Но стараются использовать. Да и мы были хороши — сидели бы себе тихо, так ведь нет, вечно неймётся. Силы-то, они ведь наружу прут, их применять хочется, вот как тебе — рисовать, танцевать… ведь так?

Миль кивнула, а как же. Бабушка развела руками:

— А тут ещё наши вечно играют в «Царя горы», выясняя, кто у нас самый крутой. И такие, как ты, для них — оружие и бойцы, наложницы и подданные. То есть «цари» тем самым подтверждают, что от людей наш народец отличается самую малость. Ну, умеет что-то лучше, но так же все хотят быть сыты, обуты, одеты, хотят быть любимыми, хотят иметь детей и чтобы эти дети были успешными, здоровыми, счастливыми и не забыли своих родителей, когда вырастут… Вот только, имея самое лучшее, нам приходится выглядеть такими же, как люди. У людей есть желание приспособить нас себе на службу и есть способы нас отловить и заставить работать на них. Поэтому каждый из нас изо всех сил притворяется обычным человеком, даже если играет в какие-то глупые Игры.

«А ты, бабуля? Ты ведь не поддаёшься игрокам?»

Бабуля опять улыбнулась.

— Руки у них коротки — правила мне навязывать. Не все веды играют в их Игры, слава Богу. Есть вполне нормальные люди, живущие вполне нормальной жизнью. Но такие живут разобщённо, всяк сам по себе. И, если нас обижают, то пожаловаться в милицию мы не можем. Когда у меня украли Юрочку, я даже заявить не могла, что он пропал. Он где-то рос, потому что если бы «сгорел», тело бы кремировали, оформив всё, как положено, мне прислали бы документ. Военкомат его тоже не разыскивал, за такими делами у нас тщательно следят. Значит, живёт где-то, служит бойцом, играет… Меня, поди, забыл…

Она на минуту прижала руки к лицу, но, когда отняла их, не было на лице её слёз. И на новый вопрос внучки взглянула она вполне спокойно:

— Почему они играют? Ну, почему… Потому что они хоть и веды, а всё равно — люди. А люди в большинстве своём хотят одного и того же: любви, славы, денег, власти. Причём, как говорят, власть — самая сильная страсть, её желают больше всего другого. Не знаю. Никогда этого не понимала. Видишь ли, где власть, там и ответственность, а мне всегда хотелось просто спокойно жить, жизнь — сама по себе хороша и интересна, а если ты веда, то скучать и вовсе не приходится. Опять же, простые люди во мне постоянно нуждаются, что бы они ни говорили… К тому же в этих их Играх иногда жертвуют как пешками, так и фигурами, иначе, видимо, им неинтересно. А с другой стороны, я их могу понять — чем ещё заниматься сильному веду, когда у него есть всё, чего ни пожелает — не на работу же ему ходить, в самом-то деле? Для счастливой жизни мало уметь метать молнии или проходить сквозь стены, надо уметь делать что-то, чем ты будешь заниматься с удовольствием и — чтобы это твоё дело было нужно людям. И ещё — чтобы это дело можно было отложить до утра и вернуться домой, а дома тебя чтобы очень ждали и были тебе рады… Так просто.

«А ты не боишься, помогая им? Ведь они могут про тебя милиции рассказать?»

Бабушка рассмеялась:

— Ну, расскажут. Во-первых, кто им поверит? Об этом мы заботимся постоянно, искореняя суеверия совместно с государством. Во-вторых, когда припрёт, милиционер тоже придёт ко мне, и постесняется об этом болтать, а если станет — смотри пункт первый. В-третьих, ну придут они ко мне с вопросами и упрёками, а я им: виновата, дурила наивных граждан с целью наживы, простите, больше не повторится. В-четвёртых — всегда были мы, к кому люди приходили в случае нужды, они привыкли, мы — часть их мира, им, как детям, и чуточку страшно, и любопытно, а потому они нас берегут, как реликвию своего прошлого, и это правильно, это уже в генах. Потому что мы действительно их защищаем, тебе ли не знать?

«Значит, ты не станешь меня учить».

Бабушка опять засмеялась, на этот раз весело, будто солнечные зайчики по кухне разлетелись.

— Ты невнимательно меня слушала? НЕЛЬЗЯ ничему научить. Каждый учится сам. Ты же, к примеру, не научишь меня исчезать и появляться? Научи, я буду очень стараться.

Миль растерялась. Действительно. Как объяснить бабушке, что надо дождаться, когда тени станут выпуклыми, а остальное — стёртым, и нырнуть в складку тени?

Она кивнула. Бабушка тоже.