Шрифт:
«Поэтому Игрок прибыл лично на меня посмотреть?»
Бабушка хмыкнула:
— Несомненно. Тем более, что и все твои фотографии всегда получаются настолько плохо, что тебя там просто не узнать. И ещё о зеркале… процесс довольно утомительный, картинка часто «уплывает», надо постоянно помнить о ней, иначе пропадёт.
«Да?» — удивилась Миль. И посмотрела на лужицу: вода как вода, никаких картинок. И правда — всё исчезло.
— Да. Это тебе не телевизор, само работать не будет. Неси тряпку, надо вытереть.
«Ба, а наблюдатель может смотреть…» — она замялась, слишком старательно вытирая стол.
— На того, кто пошёл в туалет? — улыбнулась бабушка. — Человек не совсем животное. Навыки чистоплотности и скромности в нас воспитываются с младенчества, поэтому, например, взрослого человека практически невозможно заставить сознательно наделать в штаны. По той же причине он старается уединиться, чтобы справить нужду. И только от него зависит, насколько он не желает быть при этом увиденным. Так что, если наблюдателю нравится, он может попытаться на это посмотреть, а что у него получится… — бабушка пожала плечами. — Люди вообще часто бессознательно выставляют довольно мощные блоки, никакими особыми способностями не обладая. Телекамеру это не остановит, а вот для чар является серьёзным препятствием. Ну как, я тебя успокоила?
Миль смущённо улыбнулась.
«Звонок»
Эти каникулы превратились в сплошную учёбу. Бабушка, прежде не спешившая поделиться с внучкой тайными знаниями, теперь словно перешагнула через какую-то черту, и отвечала на любой заданный и незаданный вопрос — кроме того, о котором просила её не расспрашивать. Миль жадно училась, но иногда тревожно думала, что неспроста это. Зеркало, если его об этом спрашивали, просто темнело и больше в этот день работать не желало. Миль не стала упорствовать, в конце концов, каждый имеет право на некие секреты. Но в зеркало теперь смотрелась чаще. И даже не столько смотрелась, сколько смотрела, разглядывая симметрию отражения. Мир в зазеркалье так походил на оригинал, что хотелось в него шагнуть, посмотреть на него вблизи, потрогать. Стоило что-то сместить ЗДЕСЬ — и одновременно менялось его подобие ТАМ. А вдруг и здесь что-то изменено воздействием оттуда? Было ли больно её отражению, когда Миль случалось порезаться? Сколько раз Миль всматривалась в глаза своего отражения и боялась задать вопрос — вдруг ответит, ведь грань так тонка…
— Не стоит так пристально всматриваться в бездну, — сказала бабушка, застав её за этим занятием. — Не то бездна может начать всматриваться в тебя. Ницше, верно, знал, о чём говорил. Ты с одним зеркалом никак не наиграешься, а представь, что можно сделать с системой зеркал. Там и заблудиться немудрено, такие бывают лабиринты…
«Ба, ты только посмотри!» — было похоже, что зеркало замерзает: от периферии к середине быстро надвигался светлый фронт изморози, секунда, вторая… и вот зеркало уже белое, матовое и ничего не отражает. Одновременно Миль пронзило холодом, её кожа словно встопорщилась, перехватило и заперло дыхание. Она попятилась и продолжала пятиться, пока не уткнулась спиной в бабушку и смогла сделать долгий вдох.
— А вот это и есть приглашение к разговору, — пояснила бабушка. И с тревогой посмотрела на внучку: — Ты ответишь?
«Ещё чего! — надпись вспыхнула ярко и тут же почернела. — Стану я с ним говорить!»
— Тогда блокируем вызов, — бабушка подошла к зеркалу, взмахнула ладонью, словно отбрасывая что-то. Изморось тут же испарилась, на поверхность зеркала вернулось отражение. И только тогда бабушка спросила: — А кто бы это мог быть?
«Как «кто»? Судя по таким же неприятным ощущениям, как и в прошлый раз, это был Игрок».
Помолчав, бабушка потребовала:
— Поподробнее, пожалуйста. О каких ощущениях речь?
«На выставке. Он стоял позади и спросил про картинки. Ты даже не обернулась, но ты его узнала. Мне было очень неприятно его присутствие. Всю кожу свело, так мерзко стало. Плохо. Я подумала, что тебе также нехорошо от него. Ты ведь сказала, что узнала его».
— А потом, едва ли не сразу, тебя понесло… Вот гад! Это же он тебя инициировал! …Э-э… подтолкнул.
«Да, я поняла. А сейчас он что пытался сделать? Я чуть не задохнулась».
— Полагаю, он не подозревает, как пагубно действует на тебя. Значит, надо учиться преодолевать его влияние. В чём оно выражено сильнее всего?
«Холод. И кожа вся сжимается. Ещё дышать не могу — пока не отойду подальше».
— Вот: это — самое опасное. Значит, ты должна: не паниковать и заставить себя дышать. Ты это можешь. Всегда помни: ты это можешь. Второе: не каменей, расслабь тело — и дыхание восстановится, холод отступит, он не настоящий.
Бабушка ходила по комнате, поглядывая на Миль, а Миль следила за ней и видела, что она думает, думает и думает о чём-то своём. Но говорила она об очень интересных вещах.
— Лучше всего будет, если ты обратишься к скрытому в тебе огню, — продолжала Мария Семёновна. — Понимаешь? Чтобы одолеть холод, нужно что?
«Тепло. Жар. Пламя».
— Точно! И в тебе есть это пламя. Ясное и жгучее — если ты захочешь. Представь, что оно горит перед тобой, высокое, светлое… Никакой холод не достанет.
«Это блок? Как и камень?»
Бабушка медленно кивнула.
— Блок у каждого свой. Ты уже умеешь блокироваться, прятаться за каменной стеной, исчезать, теперь научись пресекать, отражать и нападать. Причём так, чтобы это получалось само собой, не задумываясь, раньше, чем ты успеешь испугаться.