Долго ждалъ пиратъ своихъ гостей, наконецъ получилъ отъ нихъ извстіе, что они не могутъ быть у него въ этотъ день. Тогда онъ веллъ мн хать въ море съ его сродникомъ и молодымъ арабомъ, и прибавилъ: «смотри, постарайся больше наловить рыбы, потому что у меня сегодня будетъ ужинать много друзей моихъ».

Я ршился воспользоваться этимъ случаемъ и избавиться отъ плна. Я просилъ у сродника хозяйскаго позволенія положить на ботъ коробъ съ сухарями и нсколько бутылокъ со свжей водой. «Не смю», говорилъ я ему, прикоснуться, по законамъ Востока, къ яствамъ моего господина; но что же я буду сть, если мы по несчастію опять далеко удалимся отъ земли? «Я также совтовалъ ему взять съ собою два ружья и пороху со свинцомъ, чтобъ можно было на мор настрлять птицъ. Онъ, не подозрвая меня ни въ чемъ, исполнилъ мое желаніе. — Сверхъ всего этого, я тайно снесъ въ каюту бота топоръ, нсколько воску, веревокъ и проч. что только мн попалось подъ руку.

Наконецъ мы отправились въ море, и, на разстояніи одной мили отъ гавани, начали ловить рыбу. Я уговаривалъ араба отъхать еще дале, потому что тутъ мало водилось рыбы. Арабъ послушался и мы отплыли на такое разстояніе, что уже не было видно гавани. Сродникъ пирата находился на передней части бота и любовался моремъ. Я отдалъ молодому арапу весла, а самъ подошелъ къ сроднику моего господина, показывая видъ, что ищу чего-то. Онъ стоялъ задомъ ко мн. Я схватилъ его за ноги и бросилъ въ море. Въ счастію Мюлли (такъ звали его) [1] плавалъ какъ рыба; онъ скоро вынырнулъ изъ воды и, подплывъ къ борту, убдительно просилъ меня, чтобы я взялъ его на ботъ.

Я взялъ ружье и, прицлясь въ него, сказалъ: „Мюлли, ты плаваешь какъ рыба; теперь море тихо и берегъ не далеко, плыви домой. Если же ты не послушавшься меня, то я пущу теб пулю въ лобъ“. Мюлли, видя мое твердое намреніе и, не желая испытать истинну моихъ угрозъ, тотчасъ же поворотилъ и поплылъ къ берегу, и конечно прибылъ туда благополучно, потому что плавалъ превосходно.

Я такъ сильно желалъ получить свободу, что истребилъ изъ сердца моего всякое человколюбіе и намревался уже бросить въ море молодаго араба, котораго звали Ксури; но къ счастію опомнился и постарался ласкою склонить его на мою сторону.

„Послушай, Ксури — сказалъ ему я: если ты останешься вренъ, то будешь счастливъ. Положи руку на лицо твое и клянись Магометомъ, что не измнишь мн. Если же ты не хочешь этаго сдлать, то я тебя брошу въ море, какъ бросилъ твоего земляка Мюлли“.

Ксури съ трепетомъ улыбался, гладилъ мою руку, клалъ ее на свою голову въ знакъ покорности и клялся, что останется мн вренъ до конца жизни, и готовъ слдовать за мною всюду, куда бы я ни отправился.

Оставшись вдвоемъ съ арабомъ Ксури, мы поворотили ботъ по втру, который былъ въ то время южный, и прозжали мимо такихъ земель, на которыхъ обитали дикіе народы и водилось много свирныхъ, кровожадныхъ животныхъ. Мы работали веслами на сколько у насъ хватало силъ. Втеръ былъ попутный; и море такъ тихо, что мы на слдующій день въ три часа по полудни отъхали на сто пятьдесятъ миль отъ Сале, и находились вн владній Мароккскаго императора, слдовательно, турецкій каперъ бывшаго нашего хозяина, никакъ не могъ догнать насъ на такомъ далекомъ разстояніи. Однако же при этой отдаленности я все-таки не считалъ себя въ совершенной безопасности: и потому нигд не приставалъ къ берегу, нигд не становился на якорь, но цлые пять дней непрерывно продолжалъ свой путь.

По прошествіи этихъ дяти дней, я ршился наконецъ подъхать къ берегу. Около вечера мы вошли въ небольшой заливъ и стали на якор, чтобы осмотрть земли при наступленіи ночи. Скоро настала темнота, и мы услышали ужасный ревъ и вой зврей, доносившійся къ намъ съ противоположнаго берега. Эта музыка, составленная дикими зврями, была такъ ужасна, что молодой арабъ Ксури дрожалъ отъ страха и, прижавшись ко мн, крпко ухватился за мою руку. Я ободрялъ его и далъ ему выпить рюмку водки для подкрпленія силъ и для возбужденія храбрости. Водка подйствовала: мой Ксури сдлался такъ храбръ, что хотлъ сейчасъ-же плыть на берегъ и перестрлять тамъ изъ ружья всхъ кровожадныхъ зврей. Однако эта неустрашимость скоро пропала, когда онъ услыхалъ шумъ и плесканье воды отъ плававшихъ по морю зврей. Немного спустя потомъ, они начали играть въ вод и такъ дико рычали, что мы отъ страха не знали что и длать. Шумъ въ вод и плесканія становились часъ отъ часу слышне, и хотя мы ничего не могли видть въ темнот, но по сильному дыханію и пыхтнію можно было судить, что къ намъ подплывалъ необыкновенной величины зврь. Ксури едва былъ живъ отъ страха, крпко прижался ко мн и не отходилъ отъ меня ни на шагъ. Тихимъ и робкимъ голосомъ онъ совтовалъ мн обратиться въ бгство.

— Этого не нужно длать, сказалъ я ему и, взявши ружье, выстрлилъ на удачу, направивъ дуло на то мсто, откуда происходилъ шумъ.

Посл этого выстрла слышно было, что зврь поворотилъ назадъ и поплылъ къ берегу, на которомъ въ эту минуту происходили рыканія и вой, приводившіе насъ въ трепетъ. Какъ ни опасно было намъ высадиться на эту землю, въ которой было такое множество страшныхъ зврей; но мы должны были ршиться на это опасное предпріятіе, потому что у насъ совершенно не было свжей воды. Всю ночь мы провели безъ сна, а поутру разсуждали, что намъ предпринятъ и какъ поступить, чтобы достать свжей воды.

— Дай мн кружку, говорилъ Ксури съ дтскою откровенностію, я пойду одинъ и принесу воды.

— Почему же ты хочешь идти одинъ? спросилъ я у него.

— Пусть зври съдятъ меня одного, а ты оставайся въ живыхъ.

Я сильно былъ тронутъ его чистосердечіемъ и привязанностію ко мн, далъ ему сухарей и рюмку водки; а потомъ, взявъ съ собою по ружью и по большой кружк, мы отправились на землю.

Я не отходилъ далеко отъ моего бота, боясь потерять его изъ виду; но молодой Ксури, которому водка придала много бодрости, побжалъ изо всхъ силъ въ одну длинную аллею и скоро скрылся изъ глазъ моихъ. Не прошло пяти или шести минутъ, какъ я опять увидалъ Ксури, бгущаго по алле назадъ. Онъ бжалъ съ такой быстротой, что я невольно подумалъ: не преслдуетъ ли его какой-нибудь дикарь, или не гонится ли за нимъ зврь? Я поспшилъ къ нему на помощь, но оказалось, что она была не нужна. Ксури подбжалъ ко мн съ веселымъ лицомъ; въ рукахъ его было какое-то животное, застрленное имъ. Это животное очень походило на зайца, но только цвтъ шерсти свтло-желтый, и заднія ноги нсколько длинне заячьихъ. Мы были оба рады этой добыч; но вскор еще несравненно боле обрадовались, когда Ксури замтилъ на пути ручей прекрасной, чистой воды. Я со слезами благодарилъ Бога, что безъ всякой опасности нашелъ желаемое.