Я и нсколько товарищей моихъ были выброшены этою волною на берегъ. Мы встали и хотли бжать отъ берега, но въ одно мгновеніе другая волна, боле прежней, охватила насъ и далеко отнесла въ море. Я опять принужденъ былъ вплавь добираться до берега. Волны то взадъ, то впередъ относили меня. Я боролся съ ними изъ послднихъ моихъ силъ, наконецъ волна сильно ударила меня о высунувшійся изъ воды камень, за который я ухватился, чтобы сколько нибудь отдохнуть и поправить свои силы.-

Этотъ камень немного сулилъ мн утшенія; потому что я каждую минуту долженъ былъ ожидать себ новой опасности отъ волнъ. Я съ какимъ-то отчаяніемъ бросился съ него опять въ воду и съ большимъ трудомъ, едва не утонувъ, доплылъ до высокаго берега, кой-какъ влзъ на него, и отъ усталости и душевнаго безпокойства упалъ на землю безъ чувствъ, почти полумервый.

Пришедши въ себя, я очень обрадовался своему спасенію, и долго сидлъ въ изумленіи, какъ бы погруженный въ глубокій сонъ; потомъ, мало-по-малу припоминая прошедшее, я думалъ: гд-жъ я теперь нахожусь и что сталось съ моими товарищами? Я не видалъ ни одного изъ нихъ, ни живаго, ни мертваго; только замтилъ дв шляпы и нсколько лоскутковъ отъ ихъ одежды, валявшіеся на берегу.

Однако моя радость о томъ, что я спасся отъ смерти, скоро прошла и устуиила мсто грустнымъ размышленіямъ. Ужасно было мое состояніе: я былъ совершенно въ изорванномъ плать или, врне сказать, въ рубищ не имлъ никакой пищи и никакого оружія для защиты себя отъ дикихъ зврей. Я сидлъ на земл печальный, не зная, что и длать въ такой пустын, въ которой и слдовъ не было человческихъ. Опустивъ руку въ карманъ, я нашелъ тамъ небольшой ножикъ, курительную трубку и немного промоченнаго табаку — плохое вспоможеніе для изнуреннаго и голоднаго человка.

Съ грустію поднявшись съ земли, пошелъ я по берегу искать себ чего-нибудь для утоленія моей жажды и голода. Въ великой радости, я нашелъ по счастію источникъ свжей воды и утолилъ свою жажду; но для усмиренія голода не находилось ничего.

Наступила ночь. Боясь дикихъ зврей, которые могли быть на этой земл, я влзъ на густое, высокое дерево, похожее на нашу ель. Я слъ тамъ на одномъ толстомъ сук и, привязавъ себя къ нему втвями, заснулъ глубокимъ сномъ. — Покачнувшись на дерев и чуть-чуть не упавши съ него, я проснулся. Все было погружено во мрак. На обширной пустын находилось немного деревъ, и то одно отъ другаго въ довольно далекомъ разстояніи. Не слышно было ни пнія птпцъ, никакого отголоска, повсюду царствовала глубокая тишина, прерываемая только издали слышными ударами волнъ о скалу; надъ пустынею стояли мрачныя облака безъ всякаго движенія, какъ бы готовыя прорваться сейчасъ и разразиться проливнымъ дождемъ. Ужасная для меня была эта картина. Горькія, безотрадныя мысли толпились въ голов моей: вотъ мое жилище, здсь и можетъ быть въ скоромъ времени я долженъ погибнуть отъ голода или отъ зврей. Измученный душевно и тлесно, я невольно погрузился опять въ сонъ.

Настало утро. Я проснулся, и мн представилось величественное зрлище: надо мною чистое голубое небо, на которомъ не было ни одного облачка; солнце свтило во всемъ блеск своемъ; зной его умрялся прохладнымъ и тихимъ втеркомъ; а нсколько вдали море, тихое, гладкое какъ зеркало, совершенно безъ волнъ.

Все это какъ-бы придало мн новыя силы. Я влзъ на самую вершину того дерева, на которомъ провелъ ночь, и любовался природою съ такимъ великимъ восхищеніемъ, какое можетъ чувствовать человкъ, боровшійся съ бурею и смертію. Къ невыразимому удовольствію моему я увидлъ, что корабль, на которомъ я халъ, принесенъ былъ волнами близко къ берегу и, повидимому, твердо стоялъ на песк. Тутъ невольно родилась у меня мысль какъ-бы мн добраться до корабля и взять съ него необходимые для меня припасы.

Спустясь съ дерева, я прежде всего принялся искать ту шлюпку, на которой вчера мы отправились съ корабля. Долгое время ходилъ я вдоль по берегу, и наконецъ дйствительно увидалъ ее; но морское теченіе такъ далеко отнесло ее, что я никакъ не осмлился плыть къ ней, хотя и хорошо плавалъ. Къ кораблю же плыть тоже было невозможно, по той причин, что онъ слишкомъ далеко находился отъ берега, и море сильно волновалось. Такимъ образомъ я провелъ все утро въ пустыхъ предпріятіяхъ, тщетныхъ надеждахъ и въ напрасномъ труд.

Голодъ меня чрезмрно мучилъ, и я пошелъ искать себ какой-нибудь пищи; но ничего не нашедши, возвратился опять къ берегу. Тогда я увидлъ, что море было покойно и сильно убыло. Обрадовавшись этому, я сбросилъ съ себя одежду на землю и пустился вплавь къ кораблю, ршившись найти въ мор или смерть или жизнь. Хотя я благополучно достигъ до корабля, но трудъ мой, казалось, пропалъ даромъ: корабль сталъ на мели твердо и такъ высоко, что не было средствъ на него взойти.

Уставшій отъ плаванія и еще боле обезсиленный голодомъ, я не имлъ силъ возвратиться опять на берегъ; но погибнуть здсь, или отправиться назадъ въ мою пустыню было для меня одинаково страшно. Одинаково грозило мн смертью. Я ршился-было уже на послднее; но вдругъ замтилъ конецъ веревки, висвшей на передней части корабля, которая глубже лежала въ вод, нежели корма. Я съ радостію схватился за эту веревку и, хотя съ большимъ трудомъ, достигь наконецъ верха корабля и взошелъ на него. —

Прежде всего я бросился въ тотъ чуланъ, гд находилась корабельная провизія. Я нашелъ, что большая часть състныхъ припасовъ была неповреждена морскою водою. Подкрпивъ пищею свои силы, я пошелъ дале и нашелъ въ кают большую бутыль вина. Съ жадностію выпилъ я нсколько глотковъ этого вина, и такъ сдлался веселъ и спокоенъ, что пришелъ въ какой-то восторгъ, и прыгалъ и бгалъ по кораблю взадъ и впередъ.

Какъ-бы мн — думалъ я — переправить все это сокровище на матерую землю и сохранить его отъ порчи? Лодки у меня не было, и оставалось только одно средство къ этому — устроить плотъ. Задумавъ это, я собралъ съ корабля доски, бревна, палки, пилы, гвозди, и тому подобное, и приступилъ къ работ.