– Пустите! Я – тоже писатель! Причем великий!

– Чем докажешь?

– Щас я вам свои шедевры зачитаю!

– А сколько их у тебя?

– Два. Фантастический роман «Планета инопланетян», документальная повесть «История из доисторических времен».

– Какие ж документы в доисторические времена? Исторические-то документы появились с возникновением письменности!

– Из текста все станет понятно...

– Ну, давай, читай.

– А ничего, что повесть длинная?

– Нам все равно делать нечего, впереди – вечность...
– фыркнули бесы.

– Итак, глава первая. «Эта приключенческая история приключилась в те полные доисторических приключений доисторические времена, когда в джунглях и дёбрях, равно как в степях, лесостепях, пампасах, саваннах, долах, весях, полях и лугах в высоких маморотниках бродили огромные папонты»...

– Графоман пробирается в наши ряды! Чтоб тебя черти взяли!
– закричали сотни встревоженных голосов.

– Исполняем!
– завопили демоны, поставили на душеньке клеймо «графоман» и начали волочь куда-то...

– Оставьте! Куда вы меня тащите?
– вопил незадачливый писатель.

– Сейчас определим куда. Грешил ли ты рукоблудием?

– Я лично нет, а вот моя правая рука занималась... Пописываю, знаете ли...

– Значит, к половым извращенцам тебя отправим!
– заявили бесы. Все трое исчезли под громкий вопль графомана:

– Что вы творите, империалиствующие империалисты!

– Что хуже – рукоблудие или словоблудие?
– задумчиво спросил Борис Николаевич.

– Естественно, второе. От мастурбации, кроме библейского Онана, никто серьезно не пострадал. А вот от словоблудия – миллионы!

– Приветствую Вас в Зоне творческих душ, господин экс-президент!
– перед спутниками возник поэт Владислав Ходасевич.
– Я - в некотором роде Ваш крестный отец в царстве мертвых, так как именно я пел Вам отходную. Позвольте вкратце описать Вам суть небытия в нашем адском кругу:

«Века, прошедшие над миром,

Протяжным голосом теней

Еще взывают к нашим лирам

Из-за стигийских камышей.

И мы, заслышав стон и скрежет,

Ступаем на Орфеев путь,

И наш напев, как солнце, нежит

Их остывающую грудь.

Былых волнений воскреситель,

Несет теням любой из нас

В их безутешную обитель

Свой упоительный рассказ.

В беззвездном сумраке Эреба,

Вокруг певца сплотясь тесней,

Родное вспоминает небо

Хор воздыхающих теней.

Но горе! Мы порой дерзаем

Все то в напевы лир влагать,

Чем собственный наш век терзаем,

На чем легла его печать.

И тени слушают недвижно,

Подняв углы высоких плеч,

И мертвым предкам непостижна

Потомков суетная речь».

Так что не надейтесь на наше понимание Ваших современных проблем. Каждый из нас застрял в своей эпохе. Хорошего Вам отдыха в этот дареный Богородицей день!

И поэт исчез. А вокруг возникла местность, подобной которой Ельцин и вообразить не мог.

Похожие на крысиные или на лисьи норки. Котлы с говном, оборудованные брандспойнтами и насосами... Башни из слоновой кости... Гадюшники... Непонятного вида конюшни...

– Что это, Фридрих?!
– вырвался вопль души.

– Жилища разных творцов. Кто где хочет, тот там и обитает. Вот – стойла Пегасов... Бордель для продажных муз... Серпентарии – сборища творческих союзов...

– Зачем у бочек брандспойнты?!

– Дерьмом друг друга поливать!

– Творцы и здесь, в аду, враждуют, как на земле?
– удивился ЕБН.

Тут же отозвались несколько душ.

– «Собрание литераторов – это республика волков, всегда готовых перегрызть глотки друг друга», - это утверждал я, Беранже.

Появился Гете и развил тему:

– «Где рифмач, не возомнивший,

Что второго нет такого?

Где скрипач, который мог бы

Предпочесть себе другого?

И ведь правы люди эти:

Славь других — себя уронишь.

Дашь другому жить на свете -

Сам себя со света сгонишь».

Сверху, с Небес, раздался голос Киплинга:

– «НО, КАК ПРЕЖДЕ, ЗДЕСЬ И ТАМ

ДЕЛЯТ БРАТЬЯ ПО СТИХАМ ТУШУ ЗУБРА В ДРАКЕ МЕЖ СОБОЙ...»

– Ладно, Борис, пойдем. Тебе будет интересно. По дороге встретим очень много талантливых и даже гениальных душ!