Шрифт:
Твои колени светятся. Твой рот —
Порог открытый в беспредельность чуда!
Нас снова юность за руки ведет.
Куда же? — Никуда и ниоткуда.
13
Искать друг друга и встречать весну!
Земля мала для нашего кочевья.
Нас занесло в такую сторону,
Где плачут птицы и поют деревья.
Искать друг друга в поле и в лесах.
И быть вдвоем. И не терять друг друга.
Так звездам суждено на небесах.
И что с того, что разгулялась вьюга?
Снег почернеет. Прилетят грачи.
Листва в нагие рощи возвратится.
Находят море реки и ручьи.
Далеких гнезд не забывают птицы.
Подстегивают память соловьи.
Я помню, помню всё, что есть и было.
На струны арфы — волосы твои —
Душа не все слова переложила!
14
Волна, переливая серебро,
Нам тихо стелет ложе голубое.
Она упруга, как твое бедро,
Но разве я сравню ее с тобою?
Крутые горы на исходе дня
Зовут меня к заоблачному краю.
Они твое подобье и родня,
Но я тебя на них не променяю!
А ветер, навевая забытье,
Зовет меня и тянет за собою.
Он сладок, как дыхание твое,
Но разве я сравню его с тобою?
Я клинописи древней не читал
И не срывал запретный плод познанья,
Но глаз твоих магический кристалл
Мне раскрывает тайны мирозданья.
15
С самим собой в разладе и в борьбе,
Не сплю, томлюсь бессонницей постылой.
Я боль невольно причинил тебе, —
Наказан я, и ты меня не милуй!
Но я опять ищу тебя, ловлю.
На горных тропах шуму сосен внемлю.
Я всеми песнями не искуплю
Твоей слезы, уроненной на землю.
Светает. Стало холодом тянуть.
И ветерки натянуты, как струны.
Не знаю, как мне руки протянуть
К твоим рукам и взять их отсвет лунный.
Встречаюсь с ветерками на тропе,
Слежу за их игрой простой и милой.
Невольно горе причинив тебе,
Наказан я, и ты меня не милуй!
16
Стада с лугов спускаются домой.
День потускнел, и засыпают горы.
В пастушьей дудке слышу голос твой
И в рокоте волны — твои укоры.
Твой голос может жажду утолить,
Он как ручей, бегущий с гор в долины...
Я снова буду с ветром говорить,
Есть у меня для этого причины.
— Пожалуйста, — так просят только мать,
Я утружу тебя тоской моею:
Хочу письмо с тобою отослать,
Оказии другой я не имею.
В нем, как в душе, о прожитом рассказ, —