— А петухи? Ведь они тоже поют перед рассветом, — сказал я.

— Петухи и поют три раза для того, чтобы приветствовать эти звезды — первую, вторую и третью.

Последние слова отца прозвучали где-то далеко-далеко — я уже уходил к брату смерти, сну.

Первое по-настоящему тяжелое переживание было у меня, когда умерла тетя Керата и мама пошла ее оплакивать. Тогда я впервые увидел мертвого человека и узнал, как он выглядит. Вид у тети Кераты был такой, будто она мирно спит, и я подумал: что это значит, умереть? Приятно ли это? Больно ли? Что чувствуешь, когда умираешь?

Ответить на эти вопросы толком никто не мог, но сперва мне просто не верилось, что смерть — это что-то плохое. Только услышав, как причитает бабушка, я понял: смерть приносит человеку страдания. Бабушка причитала:

Что это за печальные песни, что они значат? Что умирать плохо? Что умирать страшно? Люди ненавидят смерть, это ясно, но смерть, видно, человека любит, иначе зачем бы она к нему приходила?

На другой день тетю Керату похоронили. Я спросил у матери:

— Мама, отчего умерла тетя Керата?

— Ш-шш! Что за ребенок, до чего длинный у него язык! — сердито прошептала она.

— Мама, ну скажи! — не отставал я.

— Говорят, ее погубили колдовством. Будто один человек из Усиаи хотел на ней жениться, но он ей не нравился, и из-за этого он ее убил, — тихо сказала мать.

Но почему же, подумал я, ей не помог дядя Посангат? Все знают: дядя Посангат тоже умеет колдовать. Или его колдовство оказалось слишком слабым? Но спросить об этом я не посмел.

Мы часто ходили к Посангату, когда болели. Однажды у моей старшей сестры вдруг распухла нога. Опухоль росла, и боль тоже. Ночью сестра плакала, и начала плакать мать: было очень жалко сестру, а как ей помочь, она не знала. Отчего опухло, никто не понимал — ведь сестра ни обо что не ударялась.

— Пойду к Посангату, — решил отец, — своим колдовством он может победить чужое. Позову его, пусть к нам придет.

Посангат осмотрел распухшую ногу и кивнул.

— Наверно, переступила через чей-то имбирь — должно быть, хозяин огорода положил его, чтобы защитить свои посадки от колдовства. Ничего страшного тут нет, все будет хорошо.

Дядя Посангат достал из мешочка кусок имбиря и начал его жевать, а потом, не выплевывая имбирь, взял в рот еще орех арековой пальмы, бетель и известку и начал жевать все вместе. Когда он все это хорошенько разжевал, получился комок красивого темно-красного цвета. Приподняв больную ногу, он выплюнул на нее жвачку, а потом подошел к двери, стал в проеме и выбросил вверх руки с такой силой, что захрустели суставы.

Дядя Посангат вернулся к постели и сказал улыбаясь:

— Все, завтра опухоль спадет.

На другой день ноге стало лучше, а на третий день опухоль прошла совсем.

Это осталось в памяти у меня навсегда. Не поверить в то, что я видел собственными глазами, я не мог. Проявлений наших древних верований и обычаев мне довелось увидеть уже совсем немного. Христианство сменило их, еще когда я был маленьким. Обрядам инициации и танцам с масками был положен конец. Но все же случалось, что мой народ обращался к своим предкам, а не к христианскому богу.

Помню день, когда отец, вернувшись с ночной рыбной ловли с большим уловом, разделил рыбу на две кучи.

— Эту будет коптить бабушка, — сказал он, — а эта — тете Ниалау, сегодня вечером она устраивает для своего сына церемонию чани.

— Церемонию чани? — переспросил я. — А что это такое?

— Увидишь вечером сам.

Мне так не терпелось увидеть эту церемонию, что, когда дедушка позвал есть, я куска не мог проглотить.

— Иди сюда, Канави, пора поесть! — бубнил он. — Ты посмотри, живот у тебя вот-вот к спине прилипнет. Ну-ка, садись и — ам, ам! Поешь как следует. Вот ты ловил с отцом рыбу, а ночи теперь холодные — не лови слишком часто, будешь хворать!

Я был дедушкиным любимцем.

Наступил вечер, а в нашей деревушке, Чалоле, как всегда, было шумно: дети играли в лунном свете, толкли на ужин кокосы женщины, весело пересмеивалась на берегу молодежь.

— Останься дома, Канави, — сказала мать, — и посмотри на церемонию чани для твоего двоюродного брата.

Мать у меня была строгая, и ей очень хотелось, чтобы я знал и умел все, что полагается знать и уметь взрослому, а когда вырасту, стал таким же, как мой отец.

Вскоре к нам в дом пришли тетя Ниалау и ее сын Кичани. Мать встретила их у входа. Следом вошел муж тети Ниалау, вместе со своими родственниками, он нес еду: саговую похлебку, саго, жаренное в кокосовом масле, вареную рыбу, размятые клубни таро, бататы, орехи арековой пальмы и листья бетеля.