Река Ванчуань
вернуться

Вэй Ван
Шрифт:

Осенней ночью в одиночестве обращаюсь к Цуй Син-цзуну

Ночь тиха. Лишь трепетных цикад Голоса печальные Звенят. Ветер северный — Он каждый год К неизбежной Осени ведет. Думаю, Что ты уже не прост, — Хочешь получить Высокий пост. У меня же Волосы белы — Что мне До придворной похвалы? Впрочем, Может быть, и ты такой — И пойдешь отшельничать Со мной?

Провожаю весну

День уходит за днем, Чтобы старости срок приближать. Год за годом идет, Но весна возвратится опять. Насладимся вдвоем — Есть вино в наших поднятых чашах, А цветов не жалей: Им опять предстоит расцветать.

Провожаю Шэнь Цзы-фу {59} в Цзяндун {60}

На ивовой переправе {61} Безлюдно и молчаливо. Гребцы налегли на весла — Ты скрылся в дымке седой. И все же тоска о друге, Подобно весне счастливой, С юга на дальний север Последует за тобой.

Шутя пишу о горной скале

У горной скалы Ручеек пробегает, звеня. Там, с кубком вина, Я сижу среди ясного дня. Но ветер прекрасно Учел настроенье поэта: Опавшими листьями Он окружает меня.
Три стихотворения

1

Пусть холодно сливам — Но месяц весны недалек. Я скоро услышу Невидимых птиц песнопенье. С трепещущим сердцем Я вижу: травы стебелек Пробился тихонько Меж каменных древних ступеней.

2

Вы, сударь, Побыли в краю родном, Так расскажите нам О новостях: Когда Перед узорчатым окном Там забелеет слива, Вся в цветах?

3

Дом, что покинул я, Стоит на Мэнцзин-реке {62} , Окно мое — там вдали — К устью обращено. Плывут по реке суда — Гляжу я на них в тоске: Если письмо пошлю, Дойдет ли домой оно?

В горах

Все голо. По камням бежит ручей. Багряных листьев Не смогу нарвать я. Давным-давно Тут не было дождей, Но дымка синяя Мне увлажняет платье.

Горный кизил

Киноварно-красные плоды Под горой уже давно созрели. Их не сняли вовремя. Они Сморщились и пахнут еле-еле. Но, по счастью, в зарослях кустов Расцвели теперь цветы корицы И сияют за моим окном Под луной, что ярко серебрится.

Красные бобы

Красные бобы В долинах юга За весну Еще ветвистей стали. Наломай побольше их Для друга — И утешь меня В моей печали.

Написал экспромт и показал Пэй Ди {63}

Хотел бы стряхнуть я, Как пыль с платья, Заботы мирские. Давно готов, С искренней верой Готов припасть я К источнику «Персиковых цветов» {64} .

Слыша, как Пэй Ди декламирует стихи, в шутку посвящаю ему

Вопят обезьяны {65} — И рады стараться. И утром и вечером Стыну в печали. Не надо в ущелье {66} Твоих декламаций: И так уж глаза мои Влажными стали.

Когда меня, заключенного в храме Путисы {67} , навестил Пэй Ди и рассказал, что мятежники {68} на берегах пруда «Сгустившейся лазури» {69} под звуки флейт пируют, я, со слезами на глазах, сложил экспромт и продекламировал его Пэй Ди

В домах — печаль. Пожары — словно буря. Где государь {70} ? Когда вернется он? А у пруда «Сгустившейся лазури» Гремят пиры И флейт несется стон.

Проживая в имении на берегу Ванчуани, преподношу Пэй Ди

Здесь темно-лазоревы горы, Хотя уж стоят холода, Хотя уже поздняя осень, А горные реки шумят. Стою я у хижины жалкой, Где жить обречен навсегда, И слушаю в сумерках светлых Вечернюю песню цикад. Гляжу: над речной переправой Закат догорает вдали. Гляжу: над соседней деревней Плывет одинокий дымок. Когда бы, подобно Цзе Юю {71} , Вы здесь бы напиться могли, — Пять ив возле хижины жалкой Я тоже представить бы мог.