Шрифт:
Слезы покатились снова, и она уже не прятала их. Ему нужно видеть, что она плачет из-за него.
— Луи, дорогой, я никогда больше тебя не оставлю, пока Бог не заберет меня… Но я буду просить Его оставить тебя и меня на земле хотя бы еще на двадцать лет…
Делорес широко расставила руки, и малыш бросился в ее объятия. Они крепко обняли друг друга. Два одиноких существа, разгадывающих загадку о вселенной на краешке кофейного столика, складывающих кусочки мозаики жизни — вот мачта для корабля, вот нос клоуна… Они раскачивались вперед-назад, превосходно приладившись друг к другу…
Донни Джеймсон умер первого сентября, в пятницу, перед Днем труда, в последний большой летний уик-энд. Он умер во сне. И хотя вся его семья лежала вокруг него на кушетках, койках и в спальных мешках, он умер в одиночестве.
Многие друзья и знакомые даже не знали, что он болел, пока не прочли о его смерти в «Нью-Йорк Таймс» Он так просил. Так и сделали.
После скромной церемонии, его похоронили рядом с его родителями, а потом люди, любившие его, тащились в густом потоке машин, зажатые пикапчиками и фургонами с возбужденными отдыхающими, машинами, набитыми теннисными ракетками и прохладительными напитками — все ехали в одно место, на мыс острова, за последним глотком лета.
Никто не захотел оставаться у Коуэнов. Упаковав свои пожитки, они оставили в беспорядке дворец агентам по продаже недвижимости. Все поехали к Хартам — измученный пестрый караван выживших. Они бродили по дому друг за другом в состоянии какого-то транса, в то время как вокруг них все шумело. Они могли слышать поваров, обрабатывающих туши животных, смеющихся соседей, перегревшихся детей, которые плескались в бассейнах, видели шарики мороженого, упакованные в пластиковые стаканчики. Грандиозное прощание с уходящим летом!
Делорес и Бен были тоже там. Оба пытались наладить свои отношения с дочерью. Но по-настоящему поддерживали Дженни только Гарри и Джина. Это ведь была и их утрата. Они прошли через это вместе.
Артуро мучился от психосоматической экземы, и это дало детям возможность вцепиться в него. Они проводили часы, вымачивая бедную зудящую гончую в теплой воде и втирая мазь в его ломкую шерсть.
На следующее утро после похорон Гарри проснулся на рассвете весь в слезах. Он не мог говорить… Он просто задыхался от слез.
Джина принесла ему влажное полотенце и стакан воды, села рядом, пытаясь успокоить его. Придя в себя, он вскочил и стал хлестать полотенцем по кровати, кроватным ножкам, по мебели…
— Какое же мы дерьмо! Ему нужно больше! Да нет — нам, нам нужно больше!
Джина смотрела на него, заражаясь его бешенством.
— Чего «больше»?
— Чего?! Проститься с ним надо было по-человечески. С поминками, как у ирландцев… Как-то отметить дань памяти.
— Ты имеешь в виду поминальную службу?
Гарри хлопнул полотенцем по подушке.
— Нет! К чертям эту службу! Ненавижу! Там все так серьезно, так официально. Донни такого дерьма хватало всю жизнь. Это — последнее, чего бы он захотел. Посмотри сюда!
Гарри подбежал к туалетному столику и вытащил блокнот, исписанный аккуратным почерком Донни.
— Он написал мне письмо. Сказал, что это его прощальный привет мне и что я могу делать с ним что хочу. Я прочел только первую страницу — дальше не смог. Но я знаю, для чего он его написал. Я думаю, что он хотел, чтобы его письмо прочитали.
Гарри остановился. Глаза его широко раскрылись, и улыбка, знакомая озорная улыбка осветила его заплаканное лицо.
Джина улыбнулась в ответ.
— И что же?
— Я понял. Я знаю, что делать.
— Так что?
Гарри натянул шорты и выбежал из комнаты, прокричав: — Забери Дженни и детей и сразу возвращайся.
ГЛАВА 14
«Сода Шек» в Бриджгемптоне было излюбленным местом Донни Джеймсона. Он любил его главным образом за то, что чувствовал здесь себя как дома. Здесь были всегда мороженое, дети, острая еда, которую он побил, но редко себе позволял. Лучшего места не придумать, чтобы сказать ему последнее «прости».
Утром в День труда на дверях заведения, не закрывавшегося никогда и ни по какому случаю, висело объявление, написанное от руки:
«Сода Шек» будет закрыто сегодня с часу дня для неофициальной встречи в память о докторе Д. Джеймсоне. Приглашаются все, кто знал его.
Приводите детей, приносите воспоминания».
Гарри Харт не спал два дня. Он бросился организовывать поминки в память своего лучшего друга с крайним энтузиазмом, как будто от успеха мероприятия зависела его собственная жизнь.