Дикси рассмеялась — в скороговорке Скофилда была забавная неуклюжесть, плохо сочетающаяся с обычной чопорностью манер. Он все еще видел в ней кинозвезду и, как любой обыкновенный банковский служащий, исключая Эрика, млел перед загадочным миром богемы.

— Пожалуй, мне лучше изложить вам свои эстетические запросы лично. Кроме того, надоела диета. Так когда нам лучше отведать свежих угрей?

— Думаю… Думаю, это необходимо сделать прямо сегодня, — решительно отрезал Эжен. — Сезон угрей уже проходит.

— А вы умело организуете наступление, не оставляя женщине ни малейшего шанса покапризничать и набить себе цену!

— Боже мой, Дикси! О, Боже мой! Вы не женщина — вы грандиозная многомиллионная финансовая операция… А здесь я действительно всегда иду напролом.

— Вы так обидели меня, Эжен. Мне просто необходимо было уличить вас в грубейшей ошибке. Я не «финансовая операция», как вы изволили выразиться, я — женщина!

Дикси действительно приложила все усилия к реанимации своей красоты. Пошли в дело заброшенные парфюмерные изыски — кремы, лосьоны, духи. Почти час она пролежала в ванне, вылив туда тройную дозу ароматизированного миндального молока. В шкафу оказались вещи, встреча с которыми принесла удовольствие. Дикси словно вылезла из берлоги после долгой спячки и обнаружила пробуждающийся, пронизанный солнцем лес. Этот сентябрь и впрямь напоминал весну. Даже влюбленные — непременная деталь парижских улиц — удвоили свою активность. За окном ресторанчика, забыв обо всем на свете, целовались двое. Джинсовая куртка девушки расплющилась на толстом стекле окна, а парень все прижимал и прижимал свою подружку, впиваясь в ее губы.

— Похоже, они сейчас продавят витрину и вывалятся прямо на нас. — Эжен опасливо посмотрел на Дикси, сидящую спиной к окну, и предложил поменяться местами.

— Ну нет! Так я вижу лишь пустой зал и очаровательную престарелую пару в противоположном углу. А вы предлагаете мне волнующее зрелище чужой безрассудной молодости… — Дикси потупила глаза. — Ведь за все эти годы, что мы не виделись, я превратилась из девчонки в зрелую даму. Если выразиться деликатно.

— Вы превратились в удивительную красавицу. — Скофилд вздохнул, словно расцвет Дикси означал его поражение. — Я смотрел ваши фильмы. Медсестра в «Гневном марше» очень хороша. Фильм серьезный, поднимает глубокие психологические и социальные проблемы. А ваша героиня так трогательно запуталась…

— Вы считаете, что легкомыслие этой француженки, полюбившей террориста, трогательно?

— Но ведь она погибает, заплатив за ошибку.

— А вам не кажется безнравственной женщина, в первое же свидание уступающая мужчине?

— Она была уверена, что влюблена по-настоящему. И вообще нравственность — это нечто совсем другое. Зачастую ее путают с ханжеством.

— Странно, мой отец думал иначе…

— Господину Девизо случалось ошибаться. — Скофилд с преувеличенным вниманием сосредоточился на принесенных официантом блюдах, комментируя их Дикси. У него была нежная кожа, прямые пепельные волосы, разделенные косым пробором, и внимательные светлые глаза за толстыми линзами очков. Золотая оправа поблескивала, придавая облику респектабельного джентльмена оттенок холеной добропорядочности.

— А вы стали чрезвычайно представительным господином, Эжен. Даже очки вам идут — именно так должен выглядеть положительный герой в фильме о банковской империи.

— Я постарел. Скоро сорок. А порой кажется, что и все шестьдесят. Сьюзен ушла из жизни так неожиданно… Я не думал, что когда-нибудь смогу снова получать удовольствие от жизни — от своего дела, деревьев в саду, от этих деликатесов, женщин… То есть я имел в виду единственное число. — Скофилд смутился. — Не знаю, стоит ли лезть с откровениями, но вы, Дикси, значите для меня очень многое… Нечто вроде первой влюбленности. Мне было двадцать пять. Да, именно тогда я начал работать под руководством господина Девизо, а вы, кажется, учились в школе. Помню даже цвет вашего форменного платьица и кудрявый хвост на макушке. Меня мучила зависть к вашим дружкам-гимназистам, а теперь мне кажется, что мы учились вместе давным-давно и я катал вас на раме своего велосипеда. — Скофилд неожиданно засмеялся. — Столь длинную речь в последний раз я произносил на совете директоров.

— И столь же лирическую? — Дикси кокетливо взмахнула ресницами, глянув на собеседника исподлобья. Давно никто не изъяснялся с ней так старомодно. И надежно. Да, именно надежно. Это ощущение исходило от Эжена, согревая Дикси и превращая ее в девчонку. Он, конечно, умел уважать, защищать и даже прощать слабости. Рядом с таким мужчиной женщина щебечет как птичка, возвращаясь в ушедшую юность.

За окном зажглись фонари. На усеянных мелкими каплями стеклах расплывались карамельно-липкие отражения рекламных огней.

Пять лет назад Эжена перевели в Париж на должность директора французского филиала банка «Конто». Здесь он встретился с девушкой — капризной, очаровательно-взбалмошной. Дочь крупного бизнесмена Сюзанна Лебланш объездила весь мир, увлекаясь поочередно то автомобильными ралли, то самолетами, то лошадьми. Замуж за Скофилда она вышла тоже на бегу — между соревнованиями «Формулы-1» и конным аукционом в Аргентине. Понимая, что Сюзанне необходим солидный спутник жизни, отец всячески способствовал этому браку. Экстравагантная девица согласилась, вытребовав для себя определенные свободы. А Эжен ничего не замечал — он просто потерял голову от счастья. Два года его брака стали хорошей школой для легковерного супруга. Молодожены приобрели шикарную виллу в пригороде Парижа, им также принадлежал дом на Лазурном берегу и имение под Мадридом с обширной коневодческой фермой, куда и зачастила Сьюзи. Чем больше независимости отвоевывала для себя жена, тем сильнее боготворил ее Скофилд. Сына почтенных буржуа, робкого и щепетильного по природе и воспитанию, ужасала и восхищала беспардонная наглость, с которой его жена распоряжалась жизнью окружающих людей. Сильные натуры влекли Эжена. Супруг лихой любительницы приключений получал некое мазохистское удовольствие, становясь ее послушным рабом, игрушкой капризов и прихотей.

Смерть Сьюзен, совершенно не вяжущаяся с имиджем раскрепощенной, ничего не страшащейся женщины, потрясла Эжена. Она совершала в воздухе отчаянные пассажи, заставляя плясать свой спортивный самолет, она укрощала арабских скакунов, восхищая бесстрашием завзятых наездников. И нашла экстравагантнейшую по своей нелепости кончину, cловно доказывая тем самым, что является всего лишь женщиной — бренным и хрупким комочком плоти.

Однажды теплым летним вечером, cунув в рот крупную янтарную виноградину, Сьюзи нырнула в бассейн своего средиземноморского дома. Рядом в могучих руках чернокожего садовника стрекотала газонокосилка, cидя в кресле у бассейна, шуршал газетными листами муж, из дома неслись мощные музыкальные пассажи нового диска Фредди Меркури. Когда удивленный молчанием жены Эжен поднял глаза от «Биржевых ведомостей» — все было уже кончено. Тело Сьюзи лежало на кафельном дне бассейна. Сквозь двухметровую толщу голубой воды казалось, что она улыбается.