Острое лезвие ножа впилось под ее ребра…

– Готово! – вернувшись, доложили ушкуйники. – Даже не пикнул. Там и лежит, где ты сказал, отдыхает. – Матоня ухмыльнулся.

– Хорошо, – надменно улыбнулся Тисок. – Возьмите факелы, пойдем осторожно, посмотрим.

Дождавшись, когда схлынет толпа, Тисок и его люди свернули в узкую щель меж храмами. Тело в накидке из перьев лежало навзничь, золотая маска ягуара закрывало лицо.

– Сейчас мы узнаем, кто ты такой, предатель! – усмехнувшись, Тисок наклонился, срывая маску…

Страшный крик тоски и боли прорезал ночную тьму, рассеиваемую лишь дрожащим пламенем факела.

– Как же ты могла, Шошчицаль? Как ты могла? – опустившись на колени перед трупом, шептал Тисок. – Кто приказал тебе следить за мной, кто? Я узнаю, клянусь тебе, узнаю! И смерть его будет страшной… О, Шошчицаль!

Почти до утра простоял на коленях Тисок. По лицу его, всегда надменному, а нынче раскисшему и жалкому, текли слезы. А губы шептали:

– Шошчицаль…

Ужасное известие о смерти Шошчицаль достигло пленных новгородцев лишь на третий день, уже после похорон. У Гриши эта весть вызвала шок, он целый день просидел на своем ложе, тупо уставившись в разноцветное панно на задней стене. Яркими, красными, синими и желтыми красками на стене был нарисован блистательный бог солнца Тонатиу, сидящий на спине Огенного Змея. С обеих сторон сверкающего бога сопровождали полуобнаженные женщины-воительницы – сиуатетео. Одна из них настолько была похожа на Шошчицаль, что, казалось, художник писал ее именно с несчастной девушки. Однако стены были расписаны давно, еще при прежних тлатоани Ицкоатле и Моктекусоме. Но, кто знает, может быть, изображенная на стене женщина приходилась покойной принцессе родной бабкой?

Олег Иваныч, как мог, утешал Гришу, хотя и сам чувствовал себя довольно паршиво – ведь погиб их единственный друг и союзник. Несчастная Шошчицаль, полюбив Гришу, успела сделать для пленников многое, очень многое, и, главное – привела-таки к Ване! Вот теперь бы и выкрасть его из храмовой темницы и бежать, бежать, пока не поздно. Чувствовал Олег Иваныч, что их пребывание в столице теночков уж слишком затянулось.

После смерти принцессы положение пленников резко ухудшилось – была усилена охрана – знакомых воинов-«орлов» сменили их конкуренты воины-«ягуары», причем в удвоенном количестве. Пленников никуда уже больше не выпускали, фактически заперев в покоях дворца, свирепо раскрашенные воины не шли ни на какие разговоры – просто не открывали двери. Даже на террасу выход был запрещен – там тоже дежурили воины в пятнистых шкурах. Все они, естественно, были людьми Тисока, и Олег Иваныч терялся в догадках – чем же они вызвали немилость этого могущественного военачальника. А может, все это делалось по прямому приказу Ашаякатля? Был бы Майотлак, можно было б спросить у него, да вот беда – молодой тлакуил давно уже не появлялся.

– Что будем делать, Гриша? – усаживаясь рядом на ложе, Олег Иваныч положил приятелю руку на плечо. – Чувствую, сгущаются тучи.

Гриша реагировал вяло. Растянулся на ложе, подложив под голову руки, и бездумно смотрел в потолок мокрыми от слез глазами. Переживал. Олег Иваныч вздохнул и, решив перенести разговор на завтра, поднялся с ложа. Внезапный сквозняк вдруг сдул разбросанные на прикроватном столике рисунки, когда-то принесенные Майотлаком. Хлопнула входная дверь. Олег Иваныч насторожился.

Причиной сквозняка оказался Майотлак, которого Олег Иваныч встретил как самого долгожданного гостя. Даже, казалось бы, ко всему безучастный Гриша, приподнялся на ложе, в полголоса приветствуя молодого жреца.

– Плохи ваши дела, скрывать не стану, – сразу же сообщил Майотлак, впрочем, об этом можно было бы догадаться и без его слов. – Вас подозревают в смерти пилли Шошчицаль.

– Вот те на! – изумился Олег Иваныч, а Гриша вскочил с ложа. – И что же, для этого имеются достаточные основания?

– Военачальник Тисок утверждает, что вы странным образом исчезли… убежали… пропали с теокалли во время празднества, примерно в то же время была убита и Шошчицаль, – пояснил тлатуил. – И это еще не все! – Он заходил по комнате. – Рана, послужившая причиной смерти молодой пилли, нанесена не обычным ножом-теспатлем из обсидиана. – Остановившись посреди комнаты, Майотлак многозначительно поднял вверх большой палец. – Она глубока и узка – пилли умерла сразу. Известный вам Тускат говорит, что такие раны наносит только черное оружие белых.

– Однако, заявочки! – выслушав жреца, присвистнул Олег Иваныч. – У нас что, оружие при себе было?

– Не было, – пожал плечами Майотлак. – Но, говорят, могло быть.

– Постой, откуда могло-то? – не выдержал Гриша. – И что, у вас в Теночтитлане нельзя приобрести железный нож?

– Жел… Такое оружие вряд ли есть здесь у кого. Мы не настолько близко к Ново-Михайловскому селению. Хотя… – Молодой жрец замялся. – Я думаю, вся эта история высосана из пейотля, – заявил он, понизив голос. – Если кто-то и выиграл от смерти несчастной пилли, то это явно не вы. Говорят… – Он оглянулся и перешел на еле слышный шепот: – Говорят, сам военачальник Тисок стремился… набивался… напрашивался… в любовники к покойной пилли.