Отец Бруно, всё еще в рясе, заскочил в комнату и, шумно отдуваясь, протопал к переднему ряду. Протянув ректору открытый флакон с изгаженной книгой, он проговорил дрожащими губами:

— Это вот… лежало… у первого стеллажа…

Курт провел ладонью по лицу, оставив на нем, в дополнение к синяку над глазом, обширный чернильный след. Поняв, что что-то не так, он глянул на свои руки и спал с лица. Отец Бруно свирепо ухватил его за грудки.

— Аспид гнилостный! — взревел он, вздернув в воздух Курта и тряся его как куклу. — Гроб повапленный! Попадись ты мне в Италии, я бы лично вдел тебя в перчатки благочестивой Канидии, чтоб твои пальцы навеки в них поскрючивало!

Филь из опаски подался в сторону, однако отец Бруно немедленно бросил ошалелого Курта и взялся уже за него. Ректор досадливо поморщился.

— Бруно, дорогой, — вставая, воскликнул он и отечески похлопал монаха по толстым плечам, — отпустите вы этого несчастного! А лучше идите всё же оденьтесь, выпейте чарку доброго вина, и я по-прежнему настаиваю, чтобы вы никого не пускали в библиотеку. Заодно угостите вином профессора Роланда, пока он окончательно не замерз!

Трясясь от холода, профессор Роланд поклонился и заспешил к выходу, оглядываясь на отца Бруно, который весьма неохотно отцепился от Филя. Едва они покинули комнату, в неё вбежали Ян, Мета, Анна и Габриэль с видом, словно её притащили сюда против воли.

Увидев ректора, Габриэль заморгала, её лицо сделалось жалобное. Заметив Филя в чужой одежде с мохнатой шапкой в руках, она вытаращила на него глаза. И тут же недобро прищурилась на Курта. Чернильный след на его лбу неоспоримо свидетельствовал, кто именно изуродовал книгу, которую держал в руках ректор.

— Фабрициус, к нашему несчастью, это опять Альбертус Магнус! — печально воскликнул ректор. — Ну что нам с этим делать, скажите, пожалуйста?

— Пусть переписывает, — тяжело проговорил профессор Фабрициус, наливаясь венозной кровью. — Всю книгу. У нас осталась еще одна копия.

Курт заскучал, ибо сочинения Альберта Великого были немалого формата.

— Вы забыли про кнут, профессор, — напомнила от дверей Мета. — Норману полагается кнут по количеству испорченных листов.

— А много там залито? — кровожадно поинтересовалась Анна.

— Треть книги, — удрученно ответил ректор.

Курт втянул голову в плечи. Уверенный, что наказание падет на Габриэль, он упустил кнут из виду.

— Да случайно ведь вышло, вот беда еще! — выкрикнул он в панике. — Если бы не Фе…

Габриэль гневно рявкнула:

— Ах ты мерзкий гадкий паршивый ублюдок! — Она порывисто шагнула к нему, и её роба, удерживаемая схватившими её близнецами, затрещала по швам. — Так это твоя подлая месть? За то, что я всыпала тебе, когда ты распустил свои лапы? А теперь ты решил выжить меня из Алексы? Да какой же ты мерзавец! Ну, получай теперь кнута за все три раза подряд!

Она топнула ногой словно вынесла свой приговор. Курт окончательно потерялся, поняв, что ему не выжить, если первые две книги также отнесут на его счет.

— Да она просто втрескалась в меня, я её послал, а теперь она ляпает книгу за книгой! — закричал он в испуге, но его голос потонул в громовом хохоте, от которого вздрогнул Филь и вся профессура: не смущаясь учителей, близнецы Хозеки рассмеялись от души.

— О чем ты говоришь? — хохоча, воскликнул Ян. — Габриэль — отважная, преданная, сильная девушка, что ей может понадобится от тебя?

— У неё слишком изящный вкус, чтобы долго находится с таким мухомором, как ты! — заливалась Анна утробным басом. Филь догадался, почему она никогда не смеялась.

Мета, отсмеявшись, сказала:

— Ты допустил оплошность, забыв о существовании её брата. Но ничего не поделаешь, сейчас уже поздно, и ты понесешь наказание, которого заслуживаешь!

Профессор Лонерган, казалось, наслаждался сценой. Его широкий рот кривился в легкой усмешке. Профессор Фабрициус, утонув в шубе, стрелял оттуда глазами. Ректор, задрав тонкие брови, внимательно слушал.

Курт фыркнул независимо. Габриэль спросила Мету:

— А при чем тут Филь, это он его, что ли, застукал?

— Да, кстати, — уцепился за это Курт, — можешь пожалеть своего брата, ему предстоит отсидеть долгий день в колодце на морозе за то, что меня ударил!

— Напугал ежа голой жопой, — огрызнулся Филь. — Я четвертую ночь тебя поджидаю и пока не замерз!

Профессор Лонерган разом утерял светский вид.

— Сколько?! — выдохнул он изумленно.

— Голубчик, вы что, четыре ночи подряд сидели на тех балках как голубь? — осведомился ректор озадаченно.

— Лежал, — кратко ответил Филь. — Я там спал.