– А кто тогда самый главный?

Я-то, по своей наивности, думал, что он спросит про секрет.

– Самый главный - это король. Но только в нашей стране. Еще есть другие страны, и там есть свои короли, каким-либо образом, в основном, связанные кровными узами с нашим.

Даже боюсь предположить о чем он сейчас спросит. А товарищи-то притихли - у них появилось новое развлечение - слушают вопросы, и, самое главное, как я на них выкручиваюсь.

– А этот король он все знает?

– Нет, он знает не все. Для этого у него есть умные люди, которые подсказывают ему все, что ему интересно (и, кроме того, фактически делают за него всю его работу, но пока не стоит говорить ребенку про это).

– А что делают с преступниками?

Что-то я не понял взаимосвязи... Только что говорили про короля, и тут же сразу перешли к преступникам...

– Судят, потом рубят головы, вешают, сажают на кол, бросают в кипящую смолу, четвертуют.

Тут ребенок на целую минуту резко остановил все свои движения - такое чувство, что он впал в ступор. Возникла неловкая пауза, какое-то гнетущее молчание, которое к тому-же начало затягиваться...

(В этот момент ребенок думал: у них что здесь тюрем нет что-ли? И как тогда спросить где может быть заточен самый опасный преступник?)

Он что так близко к сердцу воспринял кол, кипящую смолу и четвертование? Но после всего пережитого, я думал, он наоборот обрадуется тому, как поступят с теми, кто убил всю его семью.

– Не всех убивают, некоторых отправляют на принудительные работы.

– А если его нельзя убить?

Что-то как-то этот разговор перестал походить на детский. Если бы малыш был постарше, я бы даже подумал, что к нам заслали шпиона - вроде как и разрозненные вопросы, но с какой-то общей мыслью, не могу, правда, пока понять какою. Но в таком возрасте шпионов еще не засылают, к тому же еще и с такими травмами, вот если бы ему было хотя бы 5-7 лет. Что-то я становлюсь параноиком...

– Если его нельзя убить, то ему в партнеры определяют того, кто за ним присматривает, например жену (и даже если он об этом и догадывается, то наверняка не знает), или ограничивают его свободу каким-то другим способом, например запрещают покидать пределы своего имения, либо сажают в подвал чужого.

(Пора сворачивать эту тему, а то что-то все как-то притихли...)

– Вальд, а ты теперь будешь жить у нас?

Я вздохнул...

– Нет, я не могу жить у вас. Очень хотелось бы, но не могу. Такая у меня работа. Но я буду тебя навещать. Настолько часто, насколько смогу.

– Тогда забери меня с собой.

Я снова вздохнул...

– Если бы я мог забрать тебя с собой, то сделал бы это сразу. Возможно, когда подрастешь...

Разговор перешел на другие темы, потом - в игры. А утром они уехали. Вальд покривил душой, когда сказал, что они не на работе. Ему нельзя было говорить правду. Последний несколько месяцев этот район буквально затеррирорезировали набегами на деревни. И даже если удавалось кого-то отловить, то это была какая-то легко заменимая шешура, из ядра же пока не удалось поймать никого. Поэтому и привлекли их - уже несколько недель отдельные слаженные группы по шесть-семь человек ездили по селам и присматривались.

Всю оставшуюся жизнь Вальд сожалел о том, что не забрал тогда этого мальчика с собой.

17. Забияка

Забияка ворочался с одного бока на другой и никак не мог заснуть.

Сначала они появлялись почти каждую ночь. Потом, когда он свыкся, пропали. Когда он уже решил, что все прекратилось, возникли вновь.

Он стал спать плохо, беспокойно. Он похудел, под глазами появились круги. Сначала он испугался и ничего никому не сказал, тянул как мог. Один раз даже удалось пропустить семейную баню. Но на пропуск второй помойки мать выразила свое категорическое фи. Выразила так, как это может сделать только она, куда там до нее отцу, даже не прикладывалась, но спорить с ней как-то сразу расхотелось - он молча побрел в баню и разделся...

Потом была долгая тишина...

Потом мать начала его рассматривать и трогать. Благо было на что посмотреть - все его тело было иссечено мелкими порезами, часть из которых уже почти зажила, часть - была совсем свежей. Недолго думая мать накинула на него полотенце и потащила к знахарке. Потянула прямо в таком виде через всю деревню! А еще называются матерью!

Знахарка долго смотрела сначала на меня, потом - на мать. Потом меня выгнали за дверь и о чем-то тихо друг с другом шушукались.