Он с безучастным взглядом потеребил ссадины на тыльной стороне ладони, желая узнать, сможет ли до боли их расчесать. Поморщился, когда расчесал до гораздо более сильной боли, чем намеревался. Вечная тонкая грань. Он весь покрыт порезами, царапинами и синяками — и уже не мог и вспомнить, как их заполучил, но тяжелее всего боль утраты короткого клинка работы Кальвеса, утопленного где-то на мелководье. Одного из немногих пережитков тех времён, когда он был возвеличенным королём Первым стражем, а не автором презренных героических выдумок. Я совсем как брошенная влюбленная дева — слишком трушу, чтобы двигаться дальше, и с дрожью в губах цепляюсь за последние слабые воспоминания о подлеце, что меня покинул. Только я угрюмее, страшнее и голос у меня куда более писклявый. А ещё я развлекаюсь, убивая людей.

Он вышел из-под провисшего навеса палатки. Дождь стих до отдельных порхающих капель, и голубое небо местами даже прорвало покров окутавших долину туч. Простая радость подставить лицо солнышку наверняка должна была породить хоть какой-то проблеск настроения. Но нет, ничего, кроме невыносимой тяжести опалы. Дурацкие обязанности выстроились в до смерти осточертевшую очередь. Пробежка. Упражнения. Высри кучку говна. Напиши письмо. Ешь. Наблюдай. Напиши кучку говна. Высри письмо. Ешь. В кровать. Притворяйся, что спишь, и при этом полночи пытайся вздрочнуть. Подъём. Пробежка. Письмо…

Миттерик уже откомандовал одной неудачной попыткой взять мост. Десятый пехотный смелым, решительным рывком, не встретив сопротивления, пересёк пролёт под уханье победных воплей. При попытке построиться на том берегу, северяне встретили их градом стрел, а потом выскочили из замаскированных в ячмене ям, и напали с леденящим кровь воем. Кто бы ни командовал ими, дело он знал туго. Солдаты Союза отбивались стойко, но в окружении с трёх сторон их посекли и либо загнали в реку — беспомощно бултыхаться в воде, либо вдавили в адское месиво на самом мосту — в обнимку с теми, кто безрассудно попёр следом.

Затем из-за кустов южного берега показалась длинная шеренга арбалетчиков Миттерика и прочесала северян чудовищным залпом, и вынудила к повальному отступлению назад в свои ямы, оставляя трупы среди вытоптанных колосьев с их стороны моста. Всё же Десятый покромсали слишком крепко, чтоб он мог воспользоваться преимуществом открытого пространства, и теперь стрелки с обеих сторон обрывочно обменивались над водой боеприпасами, пока Миттерик с офицерами готовили следующую наступательную волну. А также, можно себе представить, и следующий ряд гробов.

Горст смотрел, как вьются и наползают на берег клубы гнуса, как под их роем плывут трупы. Мужество. Переворачиваются течением. Честь. Лицом вверх и лицом вниз. Солдатская преданность. Один размякший союзный герой приостановился передохнуть в камышах, с минутку покачиваясь на боку. Подплыл северянин, легонечко тюкнулся в него, снял с мели и неуклюже приобняв, увлёк в заводь мерзкой жёлтой мути. Ах, юная любовь. Может и меня кто-то прижмёт к груди после смерти. Перед нею что-то как-то не очень. Горсту пришлось оборвать зачатки впечатляюще неуместного смеха.

— Полковник Горст, кого я вижу! — Первый из магов вальяжно вышел вперёд, с посохом в одной руке и чашкой чая в другой. Он заинтересованно поизучал реку и её сплав, медленно и тяжко вобрал носом воздух и выдохнул наружу своё полное удовлетворение. — Ну что, так или иначе, нельзя сказать, что они предприняли плохую попытку. Успех это всегда здорово, но и в доблестном поражении тоже есть нечто великое, не находите?

Не нахожу, а уж я-то в поражениях разбираюсь.

— Лорд Байяз. — Кудрявый слуга мага разложил складное кресло, вытер воображаемые пылинки с холщовой седушки и низко поклонился.

Байяз, не чинясь, бросил в траву свой посох и сел — глаза закрыты, запрокинутое лицо улыбается навстречу крепнущему солнцу.

— Чудесная штука, война. Естественно, если воевать правильным способом ради праведной цели. Отделяет зёрна от плевел. Обнажает суть вещей. — Он щёлкнул пальцами с почти невероятным громким треском. — Общество без войн становится мягкотелым. Обрюзгшим. Как человек, что ест одни пироги. — Он потянулся и игриво стукнул Горста по руке, а затем притворно потряс ушибленные пальцы. — Ать! Бьюсь об заклад, вы-то одни пироги не едите?

— Нет.

Как буквально каждый, с кем заговаривал Горст, Байяз едва ли его слушал.

— Просто попросив, ход вещей не изменишь. Событиям надо устраивать хорошую взбучку. Кто бы говорил, что война ничего не меняет, ага, сейчас… они просто мало воевали, правда? Вместе с тем, отрадно видеть, что дождь теряет последние очаги сопротивления. А то он уже пел отходную моему эксперименту.

Эксперимент состоял из трёх исполинских труб матово-тусклого, чёрного металла, водружённых на огромные деревянные ложа. У каждой заделан один торец, а другой смотрел через реку, куда-то в направлении Героев. Их с превеликим трудом и тщанием установили на пригорке в ста шагах от палатки Горста. Беспрерывное громыханье людей, лошадей и оснастки продержало бы его без сна всю ночь, если бы он и так, как обычно, не ворочался в полуяви. Блуждая в дыму Дома удовольствий Кардотти, в отчаянных поисках короля. Глядя на лицо в маске во мраке лестичного прохода. Представ перед Закрытым советом — его снимают с должности, снова и снова рушатся опоры мирозданья. Жгутом сплетаясь с Финри, обхватывая её. Обхватывая дым. Кашляя дымом, спотыкаясь по изгибам коридоров Дома…