— Из пистолета?

Она никогда не держала в руках оружия и вовсе не была уверена, что хочет начинать именно сейчас.

— Вот из этого. — Люк вытащил из-за пояса пистолет. — Он будет заряжен. Возьмите.

Эйврил неохотно сжала пальцы на рукоятке.

— Так, взводите курок. Давайте же, он не кусается. Взведите его полностью. Держите его, направив в землю, нет, не себе в ногу! Держите так, пока не будете готовы стрелять, затем цельтесь в сторону моря и спускайте курок.

— Ох! — Выстрел заставил ее подпрыгнуть, отдача больно откатилась в запястье. — Разве никто не услышал этого?

— Ветер в нашу сторону. — Люк извлек из кармана небольшую коробку. — А вот так его нужно заряжать. Вам, может, придется выстрелить несколько раз.

Он показал ей, как следует перезаряжать пистолет, проявляя больше терпения к ее неловкости, чем она ожидала. Когда он удовлетворился ее новыми навыками, то прошел с ней к лачуге и положил там боеприпасы и пистолет для безопасности на полку.

— Но теперь вы безоружны, — догадалась Эйврил. — Он вам будет нужен.

Люк уже вынимал камень из стены.

— У меня их два.

Он сунул второй пистолет за пояс и вставил камень на место.

— Вы взяли бы оба, не отдай один мне, — чувствуя внезапный укор совести, сказала она. — Возьмите его обратно, он вам понадобится. Я уверена, что смогу привлечь внимание и без него.

— Мне будет приятнее знать, что вы вооружены.

— А мог бы Докинс переправить меня на вашем ялике через залив Святой Марии? О нет, полагаю, если вы не вернетесь, он должен будет исчезнуть, как будто его и не было здесь никогда. Я понимаю.

Люк стоял, хмуро глядя на нее, думая о чем-то своем и не слушая, как ей казалось, то, что она говорила.

— В тайнике лежат документы. Вам нужно будет просто отжать камень ножом. Если придется покинуть остров без меня, доставьте их в адмиралтейство, оказавшись в Лондоне. Не отдавайте местному губернатору — я не знаю, на чьей он стороне в этом деле.

— Но вы вернетесь.

Это было важно для нее.

Половину всего времени он был аристократично холоден, будто не хотел позволить другому человеку прикоснуться к чувствам, которые отчаянно защищал. Было ли это простой мужской потребностью доминировать, бороться за полное обладание своей территорией?

Он мог заставить ее испытать такую злость, какой она не знала прежде. И когда он коснулся ее, она стала желать его. Он пробудил в ней постыдное телесное влечение. И это было ничуть не похоже на нее, всегда владеющую собой, не склонную к флирту и тем более не допускающую поцелуев украдкой.

— Ах! Вы все же волнуетесь обо мне, дорогая.

Он улыбнулся ей горячей дерзкой улыбкой, которая сделала его моложе.

«Да, волнуюсь», — подумала она.

— Вы хотите, чтобы я… — Она осеклась. — Я обручена. Вы ищете французскую жену. Я не помышляю о дружбе. Это невозможно или греховно.

Что с ней происходит? Эйврил затаила дыхание, ожидая его ответа.

— Хочу, чтобы вы… Да что это?

Дверной хлопок заставил его отвернуться, и соблазнительный молодой человек исчез, уступив место капитану.

В дверь просунулась круглая голова Харриса.

— Поттс спрашивает, должны ли мы с собой тащить всю провизию?

— Воду, сухари и сыр. Я приду и все проверю, когда соберетесь. — Дверь за Харрисом закрылась, и Люк повернулся к Эйврил: — Мне пора идти к команде. Не хочу предоставлять их самим себе, лучше занять их чем-то. С вами все будет в порядке?

«Что это за вопрос? — с негодованием подумала она. — Все в порядке? Нет, не все в порядке, и никогда в порядке уже не будет». Этот мерзкий человек заставил ее волноваться о нем, и она будет волноваться о нем и его матросском сброде. Он заставил ее увидеть собственное замужество в совершенно ином свете и, более того, волноваться о том, хватит ли у лорда Брэдона чувства юмора и сможет ли она вспомнить манеры, которых от нее ждут. Теперь она думает о поцелуях своего жениха и сравнивает его с этим мерзавцем, который никогда не должен был даже коснуться ее, не говоря уже о том, чтобы лежать с ней обнаженной в постели. Но ничего из этого она не могла произнести вслух.

— Конечно же со мной все будет в порядке, — сказала она с улыбкой, которая не обманула Люка.

— Адова кухня. — Он схватил ее в объятия. — В последний раз, будь я проклят. По крайней мере, судьба будет у меня в долгу.

— Я не понима… — начала она было, и он поцеловал ее.

Невозможно было противостоять ему, когда он вытащил ее рубашку из брюк и провел ладонью по ее обнаженной коже, чтобы охватить грудь сильными пальцами.

Ее тело наливалось жаром и стремилось заполнить его ладонь, она застонала от жара его поцелуя, чувствуя и желание, и боль. Обе ладони ласкали теперь ее тело, и она поняла, что именно так велели ей делать чувства, она стала снимать с него рубашку, разочарованно обнаружив, что снять ее через голову мешает плащ.