— Почитала бы ты, Настя, — прерывает чтение хозяйка дома, кареглазая Маша, — да немного бодрее. А то Зина только расстроила нас.

Настя читает совсем по-другому. Тот же текст, а в сердце кроме грусти зреет что-то твердое, злое. Она — умелый декламатор. В избе-читальне, которой заведовал ее муж, Настя была активной участницей всех концертов. Теперь он на фронте. Где-то также воюют мужья Маши и маленькой русоволосой Стеши. Их грусть глубже, больнее. Она не только от прочитанных стихов. Но и от дум, что уносят на фронт, ведут по трудным дорогам войны, которыми идут солдаты.

Они так ушли в свои думы, что никто и не услышал, как отворилась дверь и на пороге появился мужчина в черном полушубке. Глаза его быстро забегали, обшаривая каждый уголок комнаты.

— Чем заняты, молодушки? Сплетни разводите али распоряжения властей обсуждаете? — спросил он, стараясь выглядеть грозным.

— Не до сплетен теперь, — ответила Настя, пряча листок. Сектантки мы. Богу молимся.

— Так вам и поверил, — рассмеялся мужчина, — кажись, комсомолки были — и вдруг сектантки.

— А как же вы, Александр Федорович, бывший колхозный бригадир — и вдруг бургомистр, — отрезала Маша.

— Ты, дуреха, помалкивай, — пригрозил вошедший, — больно распустила язык. Не верю я вам. Больно часто собираться стали. Да и госпожа Смычкова из Рыльков что-то сюда зачастила. Фью! — увидел он вдруг худощавую… — И дохторка тут. Все лучшее женское вобщество.

— Говорю же я вам — секта у нас, — повторила Настя, — есть о чем бога просить. А если и нет его, вера подкрепляет, дает силу. Мы и вас, Александр Федорович, охотно примем в свою общину. Может и вам подмога нужна.

Неожиданное предложение озадачило бургомистра. Не знал — то ли разыгрывают его, то ли говорят всерьез. Поначалу даже растерялся: «Как среагировать?..»

— А ну вас, — сказал он после некоторого замешательства, — обойдусь и без вашего бога.

Он еще раз оглядел избу, присмотрелся к сидящим за столом и сказал уже больше для порядка:

— Только зря языком не чесать. А то Манька очень много себе позволяет.

Когда Крюков вышел за дверь, они, не сдерживая себя, расхохотались.

— Да тише вы, тише! Может услыхать, — зашикала на подружек Настя.

— Однако и ловко же ты сочинила, — сказала худощавая Валя. Познакомившись недавно с большинством сидящих здесь женщин, она чувствовала себя несколько отчужденно.

— Маша однажды говорила о сектантах, — подмигнула хозяйке Настя, — вот я и ухватилась.

— А что, пожалуй, резон, — оживилась Маша, — ведь он, Крюков этот, за каждым шагом следит. Пускай думает, что у нас секта.

— А если он захочет поприсутствовать на молебне? Как тогда? Ведь мы ничего не знаем, — неуверенно спросила Зина.

— Под нос себе чего-нибудь напоем. Настя на ходу придумает, — улыбнулась Маша. — А теперь, Настя, давай свои «псалмы». Будем переписывать. Каждой надо написать не менее пяти штук. Разнесем по Ляхову и Пирогову, доставим и в Бирулино, как велено.

— Да, это просили сделать обязательно, — подтвердила Зина.

Приход в Ляхово Зины, двоюродной сестры Петра Смычкова, явился для молодых женщин, которые собирались вокруг Марии Сосновской, той воспламеняющей искрой, что разожгла и направила к действию искавшую выход энергию. Не только потому, что она принесла первую листовку — написанные от руки стихи, растрогавшие всех до глубины души. Зина пришла к ним по заданию подполья, которое действовало где-то совсем рядом. Они не вдавались в подробности и не расспрашивали, хоть это и было интересно, почему обратились именно к ним. Одинокие солдатки были горды доверием и, не колеблясь, взялись за выполнение первого поручения.

Внутренне они уже давно были подготовлены к этому. Еще с того памятного августовского дня, когда вернулись домой после неудачной эвакуации в сторону Ленинграда. Уходили всей деревней, увозя с собой на немногих подводах детей и престарелых, угоняя колхозный скот. Спешили уйти подальше от линии фронта, от опасности оказаться на территории, занятой врагом. Но он их настиг.

Пришлось повернуть назад.

Деревня напоминала большое запущенное кладбище. Обгоревшие с пустыми глазницами окон дома. На улицах и в огородах воронки от мин и снарядов. Вокруг разбросаны гильзы и патроны. У наспех вырытых окопов валяется оружие. Все говорило о том, что здесь был жаркий бой. Позже им рассказали, что в деревне держали оборону две заставы — Осеткинская и Плейковская. Стояли насмерть, до последнего человека.

На своем огороде, рядом с полузасыпанным станковым пулеметом, Маша обнаружила убитого пограничника. Вместе с отцом и четырнадцатилетним братишкой его захоронили на деревенском кладбище, а пулемет спрятали в сарае за остатками прошлогоднего сена. Затем Ванюшка натаскал туда патронов и пулеметных лент.

Вскоре в деревне появился бургомистр. Это был бригадир из Пирогово Александр Крюков. Первое, что он сделал, — вывесил приказ новых властей о немедленной сдаче найденного на поле боя оружия. За неисполнение — смерть.