Ну, а попутно с этими расчетами-подсчетами Ира выдавала и принимала книги и журналы, рылась в каталоге, шутила с читателями. Словом, все сегодня шло хорошо.

Примадонна опять не явилась с утра, даже не позвонила. Но это нисколько не печалило Иру — слава богу, привыкла! Примадонна заявилась лишь к концу работы (все-таки день получки) и в самых восторженных тонах сообщила Ире, что Кулемин болен («Что-то с нервами») и они помирились («Замуж за него не собираюсь, но зачем же терзать ему душу?»), что она не может его одного оставить и спешит в аптеку («Врач прописал кучу лекарств»), И, сообщив все это, исчезла, как мимолетное виденье.

Ее уход тоже не опечалил Иру. Она только подумала, что Кулемин — настоящая тряпка и у него нет ни капли самолюбия.

И даже когда позвонила Аля Зайцева и сказала, что по важному делу, очень неприятному делу, у Иры даже не екнуло сердце.

— Слушаю тебя, Аля, — сказала ей Ира.

— Ирина Николаевна, мне надо срочно вас увидеть. Я приеду к вам на работу, — Голос Али звучал совсем глухо, едва разобрать.

— А где ты находишься? — спросила Ира, определив, что Аля звонит издалека.

— Возле своего дома. Я из автомата.

— Как же ты успеешь доехать? Я через десять минут ухожу в больницу.

— Тогда я приеду к вам домой. Вы когда будете дома?

— Часа через три.

— Я приеду! — выкрикнул далекий Алин голос, и в трубке послышались гудки отбоя.

«Очень хорошо, что она приедет, — подумала Ира. — Отдам ей деньги, не придется ехать самой».

Так что и этот звонок не внес никакого смятения в Ирину душу.

И погода на улице была хорошая, и трамваи весело звенели, и люди, казалось, только то и делают, что улыбаются друг другу. И Павлик сразу заметил, какое у Иры настроение.

— Ты сегодня сияешь, — сказал он, когда они уселись на диванчике в тупичке коридора.

— Еще бы — день получки! С долгами расплатилась и новых наделала.

— А новых зачем?

— Взяла у Динки четыреста, отдам Зайцевым. Ты доволен?

— Вполне.

— Это во первых строках, — шутливо говорила Ира, раскрывая свою сумочку на «молнии», в которой носила кошелек, зеркальце, пудру, помаду и прочие мелочи. — Во вторых строках — следующее. Раз мы возобновляем интеллектуально-духовную жизнь, то начнем с репертуара нашей русской драмы. Ты выходишь из больницы, неделю возлегаешь дома, затем берешь меня и Светку под ручки — и мы чинно отправляемся смотреть новую пьесу. Вот, пожалуйста: три билета на премьеру, — Ира показала мужу билеты и продолжала: — Ну а в третьих строках — почему же не радоваться, если ваша ненаглядная дочь влюбилась?

— Так уж сразу и влюбилась!

— И папа торопится выдать жениху визу на посещения невесты в доме, где проживает вышеуказанная невеста. Не так ли? — шутливо говорила Ира.

— По-моему, запретить — не лучший вариант.

— Ах, какой вы тонкий психолог, Павел Владимирович! Вы, конечно, исходите из того, что запретить — значит, позволить встречаться в иных местах? Между прочим, вы правы: вчера они любезно беседовали в подъезде, между лестницей и почтовыми ящиками. Ваша дочь объяснила, что они «забежали от дождя».

— Но ведь был дождь.

— Разве есть такое, чего при желании нельзя объяснить?

— Ты видела этого мальчика?

— Почти нет, Он находился вне пределов светового освещения. Стоял, как детектив, под лестницей и исподлобья прощупывал меня взглядом. Но сведений о нем поступило предостаточно.

— Какие же? — улыбнулся Павел.

— Живет «в доме, где химчистка», он — «из восьмого», он — «помогал ей убирать класс, но больше мешал». И он ей «немножко нравится».

— Вот и прекрасно.

— Теоретически я подкована, поскольку когда-то штудировала педагогику, читала Песталоцци, Ушинского и Макаренко. А вот практически большой вопрос!

— А в чем ты видишь расхождение?

— Павлик, ты вернешься домой и займешься этим вопросом. Ей-богу, я тебе целиком и полностью его вверяю.

— Хорошо, хорошо. Света неглупая девочка.

— Неглупые девочки тоже… Ладно, не дергай правой бровью. Я ведь знаю, что это означает несогласие. Молчу.

Ира пробыла у Павла часа два, и когда еще через час подъехала к дому, было совсем темно. Солнце — как летом, зелень — как летом, а день заметно укоротился. В подъезде никого не было. Но Ира непроизвольно остановилась, и глаза ее быстро исследовали полумрак под лестницей, нависавшей над почтовыми ящиками.

«А вдруг они стоят в другом подъезде, не в нашем доме? — подумалось ей. — Может, вправду лучше, если мальчик будет заходить к нам?»

— Дочь моя, что ты ела, что пила сегодня? — весело спросила Ира, когда Света открыла ей дверь. — Возьми сумку. В ней много вкусного и твой любимый зефир. И привет тебе большой от папы. Это от папы, — поцеловала она Свету.