Дорогой Жермен, не знаю, сказала ли тебе твоя матушка, но очень скоро вас ждет приятный сюрприз. Через две недели в Париж приезжает Рабби Мордехай, старый друг вашей семьи, с которым меня также связывает искренняя дружба. У него для тебя много интересных новостей. Не знаю, помнишь ли ты его вообще? Когда вы виделись в последний раз, ты был еще совсем ребенком, но мне думается, очень трудно забыть такого человека, как Рабби Мордехай…

Да уж! Забыть Рабби Мордехая было так же трудно, как пережитый тайфун или землетрясение. Эта яркая личность, обладающая неистощимым запасом энергии, производила неизгладимое впечатление на всякого, кому посчастливилось с ней встретиться. Я прекрасно помнил этого здоровяка с длинной белой бородой, громыхающим голосом и сердечным смехом. Он всегда был весел, всегда в хорошем расположении духа. Я не сомневался, что узнаю его с первого взгляда, и с радостью настроился на предстоящую встречу. Я тут же отправился к маме, чтобы расспросить ее о нашем госте.

— Я что, забыла сказать тебе? Ну и ну! Я совсем потеряла голову за этими делами. Встреча с Рабби Мордехаем — всегда большая радость для нас.

Спустя две недели я вернулся домой из университета около семи вечера. Стоило мне распахнуть дверь, как до ушей моих донесся громогласный хохот. Итак, Рабби Мордехай наконец-то приехал в Париж! Изменилась даже атмосфера в нашем доме, будто заряженная новой, необычной энергией. Рабби тут же окликнул меня из другой комнаты, но как он догадался, что это именно я, для меня и по сей день остается загадкой.

— Ну наконец-то! Я уж думал, не дождусь тебя! — в дверях гостиной появился здоровенный мужчина. В следующее мгновение он обнял меня так, что кости затрещали. Затем, слегка отстранившись, он принялся разглядывать меня своими пронзительными серозелеными глазами, такими яркими, что многие, поймав его взгляд, спешили потупиться. Рабби Мордехай совсем не изменился: все та же белая борода, длинная и густая, почти до пояса; то же черное одеяние, прочно слившееся с его обликом. Помню, он рассказывал мне, что люди, видевшие его со спины, думали поначалу, что это священник. Когда же он поворачивался, они видели, что перед ними раввин… но тоже не совсем обычный. Лично мне этот человек представлялся скорее похожим на русского крестьянина, но наделенного высочайшим интеллектом. Словом, Рабби Мордехая не так-то просто было причислить к той или иной категории.

— Прекрасно выглядишь, мой мальчик, — объявил он, и я почувствовал себя очень польщенным его словами.

— Вы тоже замечательно выглядите, Рабби, — сказал я. — Так здорово, что мы снова встретились!

— Не думай, будто я не знаю, чем ты занимался все те годы, что мы не виделись, — заметил Рабби Мордехай. — Наш общий друг Мастер Ли подробно рассказывал мне о твоих успехах. Он очень доволен тобой.

Странная мысль мелькнула у меня в этот момент: таким ли случайным было их знакомство друг с другом, а также со мной и моей матерью? Впрочем, на тот момент я еще не знал, как соединить фрагменты картинки, а потому оставил все как есть.

— А вы по-прежнему носите свое кольцо, Рабби, — со смехом заметил я. В свое время я был просто очарован этим кольцом с крупным зеленым топазом. Внутри кольца было потайное отделение, где хранилось сухое зернышко фасоли. На нем миниатюрными буквами была записана вся Тора.

— Само собой, — заявил Рабби Мордехай. — Как же я обойдусь без своей Торы?

— Где вы были все эти годы?

— Главным образом в Литве и Эстонии, — ответил он. — Этим беднягам, оказавшимся под властью Советов, так нужна помощь. У людей нет ни еды, ни жилья… Я строил для них города.

— Строили города? — с недоверием воскликнул я. Разве способен на это один-единственный человек?

— Ну да. Позже я расскажу тебе обо всем, — сказал Рабби как о чем-то само собой разумеющемся. — Это долгая история, а твоя мать и так уже заждалась.

Мы вернулись в гостиную, где мама, в ожидании ужина, разливала по бокалам напитки.

— Ну а вы, дорогая мадам Люмьер, — начал Рабби, — не думаете ли вы, что вам нужна мезуза [4] ? Где она? Что-то я ее не заметил.

— Умоляю, Рабби, при всем моем уважении к вам, я не желаю держать в доме никаких религиозных предметов, — заявила мама, передавая ему бокал. — Уж я-то знаю: ничего хорошего от них не жди.

— Думаю, вы заговорите совсем иначе, когда я покажу вам свою мезузу… — Рабби вытащил из кармана мезузу и положил ее на стол. Она была усыпана белыми и голубыми алмазами чистейшей воды. Мама, с нескрываемым восхищением, взяла ее в руки.

— Что ж, — заметила она, — пожалуй, я готова изменить свое мнение… Могу я поместить ее в свою спальню? Не стоит держать такую дорогу вещь у входной двери.

— Вы просто не сможете донести ее до спальни, мадам Люмьер, — серо-зеленые глаза Рабби поблескивали от удовольствия. — Уж очень она тяжелая.

Мама ошарашенно взглянула на мезузу, которую все еще держала в руке. Казалось, будто вещица тянет ее руку вниз, становясь все тяжелее и тяжелее. Наконец, не в силах удерживать дольше, она положила ее на стол. Я хотел было взять мезузу, но Рабби Мордехай сказал мне:

— Ты что, ничему не научился, пока жил в Дамаске? Разве не помнишь, что бывает, когда пытаешься схватить такую вещь?