Вот и на этот раз Синюшно долго молчал, внимательно оглядывая присутствующих, словно решая, достойны они его красноречия или нет смысла тратить его впустую. Наконец начал свой обзор с того, чем обычно принято его заканчивать, — со спорта. Отметив статью футбольного комментатора как оригинальную и стоящую внимания, несколько слов посвятил хоккейному отчету, после чего добросовестно перечислил почти все выступления газеты за неделю, сопровождая эпитетами: «неплохой материал», «средний», «хороший», «посредственный».

Мою заметку он назвал посредственной, на что Духмяный в реплике сказал:

— Что вы хотите от новичка! Может, человек впервые за перо взялся!

— Для первого раза — ничего, — согласился ответственный секретарь Борис Сергеевич, который, несмотря на свою полноту, был очень подвижным, энергичным человеком. Он всегда сидел на стуле так, будто из сиденья торчали гвозди.

— Да, да, — поддержал его редактор. — Уверен, Зайчинский еще распишется…

После летучки меня в коридоре остановил Анатолий Литвинюк, сотрудник отдела информации.

— Рад с вами познакомиться, — бодро прозвучал его низкий голос.

Всегда тщательно выбритый, в костюме, сидящем на нем безукоризненно, Анатолий производил впечатление манекенщика, который лишь на минуту выбежал из демонстрационного зала Дома моделей специально для того, чтобы пожать вам руку.

— Я просто сегодня не успел выступить на летучке, а в следующий раз непременно скажу, что вы — талант. Мне очень понравилась ваша статья.

— Статья — слишком громко сказано.

— Неважно. Главное — прекрасно написано. А чтобы вы поверили в мою искренность, я хочу с вами посоветоваться. Вот как по-вашему, с чего лучше начать репортаж о строительстве стадиона? — Мы подошли к подоконнику, и он достал из кармана листок бумаги.

Это и был так называемый творческий метод Лит-винюка. Работая над очередным материалом, он подходил то к одному, то к другому коллеге и просил подсказать начало или конец, заголовок или просто сформулировать мысль, продиктовать фразу. И такой коллективный труд, выходивший за его подписью в газете, имел иногда довольно-таки пристойный вид.

Начало, которое я предложил для его репортажа, так ему понравилось, что он, быстро записав, сказал, переходя на «ты»:

— Ты не просто талант, ты великий талант. Я, друг, всегда к твоим услугам.

В устах таких людей, как Литвинюк, подобная клятва звучала как предупреждение: «Отныне ты мой должник».

На лестнице меня догнал Тощенко.

— Что-то вы ко мне не заходите, — укоризненно сказал он. — Загордились. Еще бы! Сегодня почти похвалы удостоились. Кстати, почему бы вам не принять участие в литературном конкурсе? Наш отдел объявляет конкурс на лучшее произведение на производственную тематику! У вас должно получиться. Вы, мне кажется, имеете шанс…

Семен Яковлевич открыл глаза и резко поднялся с кровати. Сел, но тут же снова лег.

— Ну и набрался же вчера! — простонал он. — Коля! — позвал жалобно.

— Чего? — неохотно отозвался тот из-под одеяла.

— Сбегай за пивом. Как друга прошу.

Просительный ион Семена Яковлевича так поразил Колю, что он мгновенно вскочил.

— Сейчас!

Семен Яковлевич стонал, проклинал судьбу, которая так часто посылает ему выпивки, потом спросил меня:

— Скажите, я вчера вам ничего такого не говорил?

— Какого — такого?

— Ну, например, надутым индюком вас не называл?

— Не называли.

— А дураком?

— Тоже не называли.

— А что вы скряга, не говорил?

— Не говорили.

— Наверное, просто сказал, что вы скользкий тип?

— Не было такого.

— А просто кретином вас не обзывал?

— Пока еще нет.

— Слава богу. А то вот проснулся и мучаюсь. Теперь могу снова спать спокойно…

По дороге в редакцию я встретил Колю.

— Столько времени пиво искал, — показал он мне две бутылки.

— Слушай, Коля, — взял я его за рукав куртки, — и чем это все закончится?

— Что — все?

— Твоя дружба с Семеном Яковлевичем, ваша эта привольная жизнь…

Он удивленно поднял брови:

— На смену веселому приходит грустное. Это я цитирую Семена Яковлевича. Главное — чтобы веселого в жизни было больше, чем грустного. А вы что-нибудь хотите мне предложить?