Редактор проанализировал материалы Духмяного. Нашел их солидными, злободневными, выполненными на высоком профессиональном уровне. Затем перешел к другим редакционным делам. Напомнив присутствующим, что успехи не должны нас убаюкивать, он, как всегда, покритиковал отдел строительства, отдел культуры, который мало дает проблемных статей, отметил пассивность отдела спорта. Досталось и мне. Последний мой критический материал редактор назвал сереньким и слабеньким.

— Не забывайте, товарищ Зайчинский, — патетически провозгласил он, — в каком отделе работаете! В отделе, который возглавлял сам Вячеслав Гарпун. Это большая честь! Так что надо быть достойным продолжателем дела великого мастера! Ясно?..

Было без пятнадцати одиннадцать, когда диктор телевидения пожелала спокойной ночи.

— Чай пить будете? — спросила Люся.

— Не откажусь, — отложив газету, ответил я.

Пили молча. Казалось, Люся настолько вся в своих мыслях, что вообще забыла о моем существовании.

— Что-то Леся неспокойно спит, не простудилась ли? — сказал я.

— Что? Ах, да, возможно. Хотя не похоже. Я не заметила ничего такого… А почему вы лимон не берете? И печенье?

— Скажите мне, Люся, — неожиданно для себя самого отважился я, — а что, если бы вы узнали, что есть человек, который любит вас? Любит не меньше, а может, и больше, чем любил Вячеслав. Неужели вы указали бы ему на дверь?..

Люся ошарашенно глянула на меня, покраснела и вдруг закашлялась. Как оказалось, она поперхнулась вареньем.

— Вот видите, — придя в себя, сказала Люся, — так можно совсем перепугать бедную женщину.

Выпрямившись в кресле, она вдруг стала очень серьезной:

— Как я вас поняла, это ваше объяснение в любви?

Не кажется ли вам, уважаемый Валентин Сидорович, что это святотатство? Еще и года не прошло, а вы осмеливаетесь говорить о подобных вещах! А потом, разве ритуальным годом исчерпывается траур? Нет, мой траур, моя скорбь — до конца моих дней!

Она вытерла слезы, для чего-то вынула ложечку из пустой чашки, протерла ее салфеткой и снова положила в чашечку.

Я молча смотрел на Люсю, восхищаясь ее благородным гневом.

— Не хочу вас обижать, — продолжала она. — Вы действительно чудесный человек, я верю в вашу искренность, вашу честность. Но поймите, если бы когда-нибудь в будущем я и ответила утвердительно на ваше предложение, вы были бы несчастным.

— Почему?

— Да потому, что я бы все время вас сравнивала, — кивнула она на портрет. — И вы от этого сравнения всегда бы проигрывали. Потому что Слава был идеальным мужем, и не вам, простите, с ним тягаться…

Она встала и подошла к окну. Я, приблизившись, взял ее за руку.

— Люся…

Пронзительный звонок в дверь заставил меня вздрогнуть.

— Кто бы это мог быть? — тихо спросила Люся.

— Может, я открою?

— Нет, я сама… Зайчинский? — переспросила Люся. — Валентин Сидорович? Дома. Заходите, пожалуйста.

Высокая рыжеволосая женщина в кожанке не сводила с меня глаз. Ее губы беззвучно шевелились.

— Дорогой! — прожурчала она. — Ты как-то изменился! Даже немного постарел. Но такой ты мне еще больше нравишься. Любимый мой! Я все глаза проплакала по тебе! Решила, что ты меня бросил. И вдруг Галка говорит, что нашла тебя. Хвасталась, будто ты поклялся вернуться к ней. К этой…

— Я вас не понимаю… — растерянно пробормотал я.

— Ты меня называешь на «вы»? — насмешливо спросила она.

Я испуганно глянул на Люсю, словно надеялся на ее помощь. Она скептически улыбалась.

— Короче, вот что, Валентин! Забирай свои вещи, и поедем! — решительно сказала женщина.

— Куда поедем? — заикаясь, спросил я.

— Как куда — домой!

— Это и есть мой дом, — сказал я не очень уверенно.

— Ах, вот оно что! Значит, нашел себе кукушечку. Правда ж, он вас кукушечкой называл? — спросила она Люсю. — И меня так называл.

Она села на стул и, обращаясь к Люсе, сказала сочувственно:

— Бедная вы женщина! Очередная жертва этого аморального типа! Помяните мое слово, он и вас очень скоро променяет на первую попавшуюся… Представляю, сколько сладких слов наговорил вам этот искуситель! Скажите, он клялся сделать вас самой счастливой в мире? По глазам вижу, что клялся. А обещал повезти в свадебное путешествие на Байкал? Это он всем обещает. А стихи читал? Всем читает. Есенина! Еще и за свои выдает. Я ему поддакивала, делала вид, что верю. Брехун несчастный!