Сейчас ей не хотелось видеть никого, кроме мужа.

Они выехали на Петровку, свернули в один из переулков и остановились перед массивной дверью без всякой вывески.

– Владелец этого ресторана специально не рекламирует его, и цены здесь намеренно высокие, чтобы не было никого, кроме «своих» посетителей, – пояснил Виталий, нажимая на кнопку звонка. – Зато здесь по-настоящему спокойно.

Им тут же открыли.

Метрдотель провел их к свободному столику.

Бесшумно появился официант, принял заказ.

Ресторан был очень небольшим, всего на двадцать мест, да и из них половина пустовала. В глубине помещения горел камин, смолистые дрова еле слышно потрескивали. Неподалеку от камина стоял маленький кабинетный рояль, за ним сидел высокий рыжеватый мужчина лет пятидесяти, в свободном твидовом пиджаке.

На крышке рояля перед ним стоял бокал белого вина.

Пианист взял бокал, пригубил вино и заиграл.

Это были «Осенние листья».

Катя прикрыла глаза.

Она вспомнила, как совсем маленькой девочкой заходила в кабинет отца. Папа любил классический джаз, он очень часто слушал пластинку Эррола Гарнера. Катя забиралась к отцу на колени, прижималась щекой к его колючему плотному свитеру и замирала, слушая музыку. Больше всего ей нравилась именно эта мелодия. Ей нравилось, как слепой пианист хрипловатым голосом чуть слышно подпевает своему инструменту, нравился таинственный полумрак отцовского кабинета, запах дорогого табака и легкого одеколона…

Потом музыка затихала, отец снимал с полки какую-нибудь красивую старинную книгу – больше всего Кате нравился огромный том «Робинзона Крузо» с чудесными гравюрами. Каждая гравюра была прикрыта полупрозрачным листком папиросной бумаги, и картинка просвечивала сквозь этот листок, проступала через него, как через густой туман. Вот Робинзон убегает с мальчиком Ксури из мавританского плена, вот он стреляет с лодки в диких зверей, вот его выбрасывает волной на берег после кораблекрушения… вот он, в косматой самодельной шапке, стоит, потрясенный, и смотрит на отпечаток человеческой ноги…

Вчера Катя узнала, что ее отец – вовсе не отец ей, настоящий – дядя Вася, криминальный авторитет по кличке Свояк. И что же – теперь для нее что-то должно измениться? Она должна забыть те вечера, проведенные в отцовском кабинете, забыть мягкий полумрак, негромкие звуки джаза и старинные гравюры?

На самом деле для нее важны именно эти неуловимые, незначительные на первый взгляд вещи, а вовсе не состав ДНК…

Пианист начал тихонько подпевать звукам инструмента, явно подражая Гарнеру.

Катя открыла глаза.

Нет, прошлое нельзя перекроить по своему желанию, нельзя вычеркнуть из него одни события и вписать в них другие. От того, что она узнала вчера, для Кати ничего не изменилось. Отец не стал ей менее дорог.

Она не станет даже обсуждать этот вопрос с матерью, не скажет ей, что все знает. Это только создало бы неловкость между ними.

Пианист доиграл «Осенние листья», отпил еще немного вина и заиграл снова, на этот раз – «Тень твоей улыбки».

А Катя опять вспомнила том «Робинзона Крузо», вспомнила картинку, на которой главный герой находит на своем острове человеческий след.

Какой ужас, какое изумление отразилось на его лице!

А ведь сегодня Катя пережила такое же потрясение, увидев на своем собственном газоне отпечаток автомобильного протектора с отчетливо заметной заплатой… точно такой же отпечаток, как на месте убийства адвоката Ольховского…

Она потянулась к Виталию, заговорила:

– Ты знаешь, я хотела тебе сказать…

Она хотела сказать о подозрительном поведении домработницы, о странностях с ее машиной, но муж не дал ей закончить:

– По-моему, твое лицо уже все мне сказало! – И он закрыл ей рот поцелуем.

И Катя действительно забыла, что хотела сказать ему, точнее, это сделалось вдруг таким незначительным…

Гораздо важнее были мягкие губы мужа, негромкая музыка, потрескивание поленьев в камине…

Виталий отстранился.

К столику подошел официант, ловко откупорил бутылку «Шато Мутон Ротшильд», поднес ее Виталию, чтобы он мог оценить аромат. Виталий важно кивнул с видом знатока, и официант налил драгоценное вино в их бокалы.

– За нас, – проговорил Виталий. – За то, что все несчастья остались позади, а впереди у нас – только долгие годы безоблачного счастья!

– Ты же за рулем… – слабо запротестовала Катя.

– У меня всегда найдутся деньги для гаишника, – усмехнулся муж. – И потом, ты же знаешь, я почти не пьянею.

Катя поднесла бокал к губам.

Вино оказалось таким чудесным, что она не заметила, как опустошила бокал. Официант тут же вновь наполнил его.

Музыка, и прекрасное вино, и полумрак ресторана, и любимый мужчина рядом…

«За что мне такое счастье? – думала Катя, и слезы наворачивались на ее глаза. – Впрочем, вчера мне пришлось перенести такое, что не каждой женщине по силам… в жизни должен быть баланс хорошего и плохого, как полоски на шкуре зебры…»