Шрифт:
Лифт остановился и выпустил девушку. Стараясь не стучать каблучками по бетонному полу, Изольда неуверенно подошла к массивной деревянной двери и замерла подле нее, не решаясь войти. Зачем она приехала сюда? Что ей сказать матери?.. Может, лучше было бы скрыть от нее приезд Нурлана? А то мама, конечно же, разнервничается, заплачет, и Изольде придется утешать ее, как ребенка, вытирать слезы, капать валерьянку и метаться по всему ателье в поисках корвалола. Да уж, приятная перспектива. И все-таки она не имеет права молчать, мама должна узнать о Нурлане, Изольда правильно сделала, приехав сюда. Вот только как трудно прямо сейчас взять и нажать на фигурную ручку, открыть дверь и переступить порог «Каролины»! Назад пути не будет, потому что мамин стол стоит как раз у двери, мама первой встречает всех посетителей. Когда звякнет колокольчик, она поднимет глаза и удивленно спросит у дочери: какими судьбами?..
– Привет, я тебя не ждала! Как хорошо, что ты навестила меня!..
Изольда все-таки сделала это, и мама радостно улыбнулась, увидев ее, от чего сердце девушки болезненно сжалось. Сейчас она произнесет свои роковые слова, и мамина улыбка в один миг погаснет, точно ее и вовсе не было. Так всегда случается, когда в фонарике резко перегорает лампочка, тогда после яркого света темнота кажется особенно кромешной и невыносимой. И она, Изольда, будет виновата во всем, хотя это несправедливо!
– Я ненадолго, мам, у меня к тебе разговор, – девушка смущенно помялась, но продолжила, заставив себя посмотреть матери прямо в глаза: – Ты видела афиши?.. Он приезжает, мам, у него бенефис. Ты знала об этом?..
– Кто приезжает? – Мать растерянно взглянула на дочь, и Изольде мучительно захотелось провалиться сквозь землю, потому что сейчас придется ответить на этот вопрос, произнести ненавистное имя отца и увидеть в дорогих глазах сперва непонимание, потом боль или еще того хуже – отчаянную надежду и радость, смешанную со страхом!.. – Ты о ком говоришь, Иза?..
Девушка поморщилась. Дурацкое имя – Иза! Подруги ее называют просто и понятно – Лизкой, для мужчин она – романтичная и прекрасная Изольда, и только у мамы все не как у людей!.. Вздохнув, девушка отодвинула от стены удобный стул с мягким сиденьем, устало опустилась на него и в упор посмотрела на мать.
– Нурлан, мама. Я говорю о Нурлане Амангалиеве, о нашем с тобой любимом певце, – не выдержав, Изольда презрительно фыркнула, но тут же недовольно закусила нижнюю губу. В самом деле, нашла время показывать свои чувства! Сейчас бы выдать матери всю информацию, свалить с души этот тяжелый камень, и – убежать куда-нибудь, расслабиться, забыть обо всем на свете! – Он дает два концерта, в Большом и в Кремле и устраивает шикарное застолье в ресторане. Угадай где?.. У Малики. У него бенефис… это сколько ему исполняется, а, ты не знаешь?..
За окном снова загремело и зарокотало, край темного неба осветился яркой вспышкой, и о стекла тут же ударились редкие и крупные капли. Опять пошел дождь, постепенно усиливаясь и, наконец, заполонив собою весь мир вокруг двух женщин, сидящих за одним большим столом со швейной машинкой и выкройками.
– Пятьдесят лет, – тихий мамин голос органично слился с шорохом дождя, и в какой-то момент Изольде показалось, что мать сейчас расплачется, а за ней – и она сама, и будут они рыдать на глазах у целой комнаты народу, как две дурочки!.. Но женщина, глянув на дочь, вдруг весело улыбнулась, и ее глаза сверкнули не слезами, а искренней радостью. – Он еще очень молод, ему было столько же, сколько тебе сейчас, когда мы с ним… когда он любил меня. Нурлан был очень красив тогда, да и сейчас хорошо выглядит, ты же видела?.. Я показывала тебе вырезки из журналов. Он… он безумно талантлив, и, господи, – он возвращается!.. Иза, когда он приедет?
Подобной реакции Изольда не ожидала. Она бы на месте матери никогда не простила мужчину, который бросил ее с ребенком и ни разу за двадцать пять лет не поинтересовался, как они живут, есть ли у них деньги, сыты ли они, в конце концов! Просто взял и вычеркнул их из памяти, и даже не задумался о том, что делает!.. Нет уж, никто и никогда не назвал бы Изольду бесхребетной или мягкотелой, а простить Нурлана может только такая, как ее мать!..
– Не знаю, если хочешь, сама спроси у Малики. Я знаю только, что концерты – в начале сентября, ну и бенефис, наверное, тоже в это время. Все остальное мне неинтересно!
Нарочито равнодушно пожав плечами, Изольда протянула руку к пачке с печеньем, лежащей на краю стола среди вороха бумаг, и вытащила одну галету. Оказывается, она жутко проголодалась! Еще бы – утром только кофе попила, после тренировки – влила в себя пару термоядерных коктейлей, и все! Может быть, если бы мать восприняла новость о Нурлане плохо, девушка так и не вспомнила бы о еде, но в эту минуту напряжение вдруг отпустило ее тело, и она вся тут же обмякла на стуле, как кукла, набитая поролоном. Почему-то ей сразу же захотелось есть и пить, а по голым ногам и плечам пробежал противный холодок – тонкое платье Изольды и открытые босоножки явно не рассчитаны на промозглый дождливый день… Но, пожалуй, она выполнила свою миссию и теперь может уйти!
– У него в октябре день рождения, я точно знаю! – мать нервно сцепила руки в замок и с такой силой сжала пальцы, что они неприятно хрустнули. – Нельзя же отмечать юбилей заранее, это плохая примета!..
И снова Изольде пришлось пожать плечами. В самом деле, мать опять в своем репертуаре. Плохая примета! Придумала тоже! Хотя… Слизнув с ладони последнюю крошку сухого печенья, девушка хитро улыбнулась. Ну да, мама совершенно права. Изольда сделает все возможное, чтобы «плохая примета» сбылась!.. Октябрь еще так далеко, а сентябрь – вот он, рядом, и Нурлан триста раз пожалеет о том, что решил отметить свой юбилей раньше срока. Уж она-то постарается, чтобы папочка навсегда запомнил этот замечательный день!