— Орхидея?

— Чужеземец пришел полюбоваться Галереей? Нравится тебе здесь?

— Нравится — не то слово. Я и не думал, что внутри форта есть такое сказочное местечко. В крепости, окруженной кромешным мраком, осажденной самыми гнусными монстрами, вы сумели сохранить в себе что-то, кроме ярости и отваги. Любовь к прекрасному…

— Эти статуи вырубил изо льда Лавр. Он командир разведчиков, мой командир.

— В самом деле? Значит, Галерея Грёз — не старинная достопримечательность?

— Лавр работал над ней годами. Многие наши воины приходят сюда, когда хотят отдохнуть душой.

— У тебя тоже тяжело на душе?

— Я пытаюсь понять, почему среди нас оказался предатель? Сначала он всю жизнь был с нами, а потом ему стали дороже злобное подземное божество и мерзкая нежить. Разве так бывает? Может быть, этот воин сошел с ума? Ты напал на след предателя, Феликс?

— Пока нет. Но его след, однако, пересекается с твоим.

— С моим?

— После отбоя тебя видел возле крепостной стены Тёрн.

Орхидея разволновалась, но быстро совладала с собой.

— Но… Меня там не было. Я не выходила из шатра.

— Тёрн лжет?

— Ему померещилось. Он мог быть пьяным. Феликс, ты не там ищешь. Ты просто зря теряешь время!

— Кому мне верить, тебе или Тёрну?

— Тёрн обознался! — запальчиво возразила девушка.

— Придется искать того, кого он видел на самом деле, — невозмутимо сказал Феликс. — Больше вопросов у меня нет. Если захочешь для меня что-нибудь прояснить, ты меня найдешь.

Дожидаясь Феликса, Седоус по-прежнему упорно корпел над разобранным пистолетом. Тиму не терпелось сообщить Феликсу добрые вести: Исидор пришел в себя и уверял, что чувствует себя лучше. Снова заглянул лекарь и, потрясенный, констатировал — больной, чье состояние еще недавно казалось ему угрожающим, теперь мог пожаловаться разве что на слабость. Когда врач был у Исидора, ученый вдруг уставился на свое плечо:

— Невероятно. У меня был шрам от ножевого удара!

Но недавно еще свежий красноватый рубец каким-то чудом полностью рассосался и исчез.

В шатер возвратился Феликс. Он только что побывал на стене, осмотрев поврежденные баллисты.

— Да ты пошел на поправку! — он обрадовался за Исидора.

— Никогда не чувствовал себя более здоровым! — откликнулся ученый.

— Прекрасно. Значит, нам недолго уже гостить в форте.

Он поведал друзьям о выведенных из строя баллистах и о просьбе полководца Северина расследовать это преступление.

— Орхидея тоже замешана?! — спросил Тим. — Это та девушка, у которой волосы перевязаны разноцветными нитями?

— Она самая, — сказал Феликс. — И с ней что-то не так. Тёрн будто бы видел ее после отбоя — она тайком шла куда-то. А Орхидея клянется, что спала и даже не выходила из шатра. Она тебе, случайно, ни о чем не проболталась?

— Нет, мы с ней трепались только о талисманах. В форте некоторые талисманы принято носить на виду, но самые сильные называют "сокровенными" и никому не показывают, — спеша похвастаться своей осведомленностью, выложил вор.

— Значит, лжет или Тёрн, или Орхидея… — вслух анализировал Феликс, а потом улыбнулся ходу собственных мыслей. — Больше всего я рассчитываю на кота. На Одноглазого. Только осталось уговорить его помочь следствию.

— Ну ты шутник, Феликс! — покатился со смеху Тим. — Что у тебя на уме?

— Пока рано раскрывать карты. Всего лишь версия. Поверь, не так трудно придумать версию, чтобы загнать в угол невиновного. Я не собираюсь науськивать жителей форта на человека, который просто очутился не в то время не в том месте. Моя цель — найти настоящего предателя, а не подставить какого-нибудь бедолагу вместо него.

— Кажется, что это расследование важно лично для тебя, Феликс, — заметил Исидор.

— Да, это личное. Я разве никогда не рассказывал, что был приговорен к пожизненному заключению? Меня обвинили в убийствах, предъявив нескольких никчемных улик, и пыткой добились от меня признаний. Я на своей шкуре испытал, что следователям достаточно немного хитроумия и парочки совпадений, чтобы посадить человека на скамью подсудимых.

— Забавно ты рассуждаешь, — встрял часовщик. — Обычно люди думают: "Как поступили со мной — так и я теперь буду поступать с другими". А у тебя, получается, наоборот: "Со мной обошлись несправедливо, но другим-то я не желаю такой участи!"

— Я уважаю себя, — ответил Феликс. — А тех, кто сломал мне жизнь, я глубоко презираю. И вовсе не стремлюсь становиться как они.

— Странно… — произнес Исидор. — Люди не любят тех, кто причинил им зло. Складывается впечатление, будто все люди искренне ненавидят зло. Но в случаях, которые не задевают их лично, зло для большинства становится вполне естественным и заслуживающим понимания.