Шрифт:
«Киттредж, у вас есть настоящие враги в Технической службе».
«Назовите хотя бы двоих-троих, иначе я не стану вас слушать».
«Я не могу их указать. Возможно, это враги Хью».
«Вы хотите сказать, что я даже собственных врагов создать не могу?» Господи, мы пили кофе в кафетерии «К» в три часа дня, и Розен сидел напротив меня — в глазах у него были слезы. Мне хотелось закричать. «По-моему, я успела создать несколько собственных врагов», — сказала я.
«Возможно».
«Слишком я была самоуверенна вначале».
«Да, — сказал он, — наверное».
«И выказывала излишнее презрение к своим коллегам».
«Ах, значит, вы знаете, что так было», — успокоительно произнес он. …
«Я не слишком охотно сотрудничала с теми, кто меня контролировал. Особенно когда они хотели изменить мою терминологию».
«Да».
«Но все это было вначале. В последнее время самым страшным моим преступлением было то, что я немножко зазналась, получив лучшего помощника».
Этим я хотела нанести ему удар между глаз. Но это лишь разозлило его. По-моему, он искал повода разозлиться.
«Киттредж, пошли в ваш кабинет, — сказал он. — Я тоже хочу покричать».
После чего, совершив молча долгий, бесконечно долгий переход по Аллее Тараканов, он немного приоткрылся.
«Дело в том, Киттредж, что в вашем тесте есть серьезный недостаток. Потенциальные агенты — потрясающе хорошие лжецы. Они себя не обнаружат только потому, что миссис Гардинер-Монтегю придумала несколько игр со словами».
«Да как вы смеете! — воскликнула я. — В наших вопросниках уйма ловушек».
«Киттредж, я вас очень люблю, — сказал он, — но кого вы в эти ловушки залучили? Я просто считаю, что эта чертова штука не работает. И я не стану тратить жизнь на то, что не стоит на ногах».
«Ну а если оставить в стороне тесты, разве вы не верите в существование Альфы и Омеги?»
«Верю, моя дорогая. Как в метафору».
Ну, все было ясно, и мы оба это понимали.
«Арнольд, прежде чем расстаться, скажите мне самое худшее. Что все-таки они говорят? Едва ли они употребляют слово „метафора“».
«Вам не захочется это слышать».
«Я считаю, вы передо мной в долгу и обязаны сказать».
«Хорошо».
Я внезапно поняла, что передо мной не глупый и не слабый человек и даже не остряк-самоучка. Подо всем этим скрывалась личность, которая еще вылезет на свет божий из немыслимого сплетения своей Альфы и Омеги, — передо мной будущий джентльмен, уравновешенный и решительный. Мы еще услышим об Арнольде Розене.
«Киттредж, — сказал он, — общее мнение здесь, в Технической службе, что Альфы и Омеги не существует. Альфа — это просто новый способ подхода к сознанию, а Омега — подмена бессознательного начала».
«Они никак не могут втемяшить это себе в мозги. Сколько раз надо повторять, что и у Альфы, и у Омеги есть бессознательное начало. Есть суперэго и эго».
«Это известно, Киттредж. По на практике все опять сводится к сознательному и бессознательному, и Альфа — это первое, а Омега — второе. Позвольте вам сказать, что эти люди не злейшие ваши критики».
«Так скажите же наконец — я уже который раз вас об этом прошу, — что говорят злейшие».
«Мне не хочется».
«Пусть это будет вашим последним вкладом».
«Ну, хорошо. — Он посмотрел на свои сцепленные пальцы. — Киттредж, cognoscenti[93] решили, что концепция Альфы и Омеги может быть лишь проявлением дремлющей в вас шизофрении. Извините».
Он встал, протянул мне руку, и, знаете, я ее не оттолкнула. Мы обменялись слабыми рукопожатиями. Мне кажется, мы оплакивали окончание совместной работы. Несмотря ни на что. С тех пор я видела его лишь в кафетерии и в коридоре. Мне недостает его острого ума. Могу повторить это под присягой.
Гарри, я не могла удержать в себе этот удар. Я рассказала все Хью, и он договорился о встрече с Даллесом и Хелмсом. По-видимому, он считал, что я должна сама тащить каштаны из огня, но я на эту встречу не пошла. Как могу я отстаивать свою работу, если ко мне придираются и говорят, что я шизофреничка! Словом, Даллес сказал Хью, что ни минуты не думал, будто моя работа — следствие шизофрении. Самая мысль об этом шокирует. Нет, теория Киттредж по-прежнему представляется ему глубокой. «Я даже назвал бы ее, — сказал Даллес, — священной и неприкосновенной».
Затем высказался Хелмс: Киттредж, с его точки зрения, следует считать великим изобретателем. Такого рода творческая оригинальность часто несправедливо страдает. «Вся беда в том, — сказал он, — что нам приходится иметь дело с психологической реальностью. Рядовые сотрудники Технической службы склонны видеть в Альфе и Омеге этакое зрелище со световыми эффектами».
«Параноидальное зрелище со световыми эффектами?» — спросил Хью.
«Послушай, — сказал Хелмс, — мы можем перебрасываться словами до тех пор, пока на кортах не стемнеет и станет невозможно продолжать игру. Главная трудность состоит в том, что, с одной стороны, надо поддерживать такой подпольный цирк, как Техническая служба, и в то же время считать абсолютно verboten[94], чтобы ее называли паноптикумом. Киттредж пробыла там пять лет и не добилась убедительных результатов. Надо найти ей другую boulot».