Вилли. Вот это комплимент!

Модена. Я была готова чистить ему ботинки. Дала ему свой телефон, и он сказал, что рад бы дать мне свой, да только в этом нет никакого смысла, так как он ночует теперь каждый раз в другом городе. И так будет все ближайшие месяцы. Обещал очень скоро позвонить».

(17 февраля 1960 года)

ЙОТА сдержал свое слово. С 16 февраля по 3 марта 1960 года имеется запись восьми его телефонных звонков СИНЕЙ БОРОДЕ. Позвонив 25 февраля из Денвера, он предлагает встретиться вечером 3 марта в «Уолдорф-Астории». Модена соглашается, и запись звонков из Мэдисона, Чикаго, Уилинга и Балтимора (26 и 28 февраля, 1 и 2 марта) свидетельствует о нарастающем предвкушении встречи.

Экономя ваше время, я приведу лишь два фрагмента — звонки из Чарлстона, Западная Виргиния, от 20 февраля и из Балтимора от 2 марта вечером накануне встречи на следующий день в «Уолдорф-Астории».

«Синяя Борода. Я получила ваши розы. Как вы догадались, что алые розы на длинных стеблях чуть ли не самые любимые мои цветы?

Йота. Они хорошо смотрятся в вашей вазе?

Синяя Борода. Нет слов.

Йота. Хоть это ладится. Черт, сегодня в Западной Виргинии сенатор Хэмфри застал нас врасплох. Заявил, что наша кампания — верх расточительности. А у нас не нашлось чем крыть. Западная Виргиния — очень бедный штат.

Синяя Борода. У вас там, видно, не жизнь, а каторга.

Йота. Вы не представляете себе, как я жду той минуты, когда мы сможем поговорить. Я весь день предвкушаю это, как лакомство. Я очень огорчаюсь, когда не застаю вас дома».

(20 февраля 1960 года)

Звонок из Балтимора 2 марта:

«Йота. Вы обещаете быть завтра там?

Синяя Борода. Я буду. Номер есть, подтверждение тоже. Буду ждать вашего стука в дверь.

Йота. Пожалуйста, только не обманите.

Синяя Борода. Не думайте обо мне так плохо».

(2 марта 1960 года)

Третьего марта началась их связь. Мы бы узнали больше, если бы «жучок», установленный в комнате техниками Будды, работал как следует, однако в данном случае, я полагаю, им пришлось действовать в экстремальных условиях. (Личная безопасность в «Уолдорфских башнях» считается оптимальной.) Запись настолько неразборчива, что придется ограничиться описанием встречи из разговора СИНЕЙ БОРОДЫ с АКУСТИКОЙ 6 марта.

«Вилли. Почему ты не сознаешься, что спала с ним?

Модена. Конечно, спала. Это не вопрос.

Вилли. Останется в памяти?

Модена. Допустим.

Вилли. Влюбилась в него?

Модена. Вероятно.

Вилли. А он?

Модена. Мужчина всегда влюблен в ту, с которой в данный момент занимается любовью, верно?

Вилли. Хотелось бы мне этому верить.

Модена. Вообще, по-моему, не стоит об этом. Просто мы с тобой по-разному смотрим…

(Молчание)

Вилли. Что-то стряслось?

Модена. Не знаю. Наверное, боюсь боли. Перед ним проходят ведь тысячи людей каждый день.

Вилли. У тебя тоже, когда ты на работе. Ну, пусть сотни.

Модена. Но в голове у меня только он.

Вилли. В постели он лучше Фрэнка?

Модена. Я не хочу в это вдаваться».

(6 марта)

Дальше несколько страниц уверток и недомолвок, пока наконец наша дама не разоткровенничалась.

«Модена. Такое впечатление, что у меня два привода: один работает, на другом сцепление полетело. И с косметикой беда: если быстро не накрашусь — раз-два, и порядок, то потом тыркаюсь-тыркаюсь, и все не то. Еще в голове застряло, что надо платье другое надеть. К тому моменту когда он постучал в дверь, я была как выжатый лимон. Уже и видеть его не хотелось. Прямо какой-то роман с привидениями: девица по уши влюблена, но где же Он? И есть ли Он в природе?

Вилли. Мне он представляется вполне реальным персонажем.

Модена. Постарайся понять. Он был для меня голосом в телефонной трубке. Целых три недели. Под этот голос я каждую ночь засыпала. А каждое утро первое, что я видела, просыпаясь, были восемнадцать алых роз на длиннющих стеблях. Однажды, расправляя их в вазе, я уколола палец, и маленький шип кольнул меня так, будто он сказал мне жестокое слово, вдруг, ни с того ни с сего. Но вот мы наконец одни, а я почему-то стесняюсь целоваться. Потом все же да, и у него весь рот в моей помаде, а губы у него сухие как наждак. Разговор не клеится. Мы будто троюродные брат с сестрой, которым только что приказали: женитесь. К тому же он совсем не так привлекателен, как в Палм-Спрингс. И лицо какое-то опухшее. „Я выгляжу ужасно, верно?“ — спросил он. „Ужасно — слишком сильно сказано“, — лучшее, что я нашлась ответить. „В ходе предвыборной кампании, — признался он, — приходится пожимать руки стольким людям, которые тебе совсем не по душе, есть стоя, постоянно слышать собственный голос, повторяющий раз за разом одно и то же, что в конце концов самое живое в тебе деревенеет и прячется куда-то глубоко-глубоко. Поэтому у всех политиков в этот период такое глупое выражение лица. Они постоянно боятся подпустить ветерку“.

Вилли. Подпустить ветерку? Это что значит?

Модена. Если не понимаешь, переводить не стану. А то пришлось бы употребить слово, которое я не употребляю.

Вилли. Ясно. Испортить воздух. Да, это будет обалденный президент!

Модена. Вот-вот, я ему так и сказала. Засмеялась и говорю ему: „Вы станете потрясающим лидером нации, потому что не воспринимаете себя слишком серьезно“. „Фокус в том, чтобы остаться таким же“, — сказал он. И тут я снова почувствовала себя комфортно. У нас с ним много общего.