Шрифт:
— Избавить ее от него?! — воскликнул Джой. — С тем же успехом ты мог бы посоветовать мне пробить головой кирпичную стену! Я понятия не имел, какие они. Ни сном ни духом не ведал…
— Чем мы ей не нравимся? Мы опрятные, достаточно умные…
— Мой дорогой Питер, ты думаешь, я ей этого не говорил? И еще многого другого? Женщина! Если она что-то вобьет себе в голову, то каждый довод — удар молотка, загоняющий эту идею еще глубже. Что такое богема, она представляет себе по юмористическим страницам журналов. Это наша вина, мы приложили к этому руку. На самом деле все не так.
— А почему бы ей не повидаться с некоторыми из нас, чтобы составить собственное мнение? Скажем, с Порсоном… он же мог стать епископом. Или с Сомервиллом… пусть услышит его оксфордское произношение. Почему нет?
— Если бы только это, — вздохнул Джой. — У нее амбиции, социальные амбиции. Она говорит, что мы никогда ничего не добьемся, если сразу не возьмем правильный курс. В настоящий момент у нас трое друзей, и, насколько я понимаю, едва ли появится кто-то еще. Мой дорогой друг, ты не поверишь, что могут существовать такие зануды. Семейная пара, Холиоуки. Они обедают у нас по четвергам, мы у них — по вторникам. Они вхожи в наш дом только потому, что их кузен заседает в палате лордов. Он вдовец, ему под восемьдесят. Похоже, это единственный их родственник, и после его смерти они собираются переехать в сельскую глубинку. Мужчина по фамилии Катлер, однажды побывавший в Мальборо-Хаусе [15] с какой-то благотворительной миссией. А послушав его, можно подумать, что он претендует на трон. Но больше всего меня раздражает болтливая женщина, у которой, насколько я понимаю, даже нет имени. На ее визитках написано «Мисс Монтгомери», и так она себя называет. Кто она на самом деле? Если об этом станет известно, зашатаются устои европейского общества. Мы сидим и говорим об аристократии, других тем у нас просто нет. Один раз рассказал им о моей встрече с принцем Уэльским, которого я, естественно, называл исключительно Тедди. Конечно, все выдумал, но эти люди приняли мою историю за чистую монету. Я так изумился, что не стал признаваться в обмане, и теперь я для них маленький божок. Они окружают меня и просят новых историй. Что мне делать? Среди них я совершенно беспомощен. Мне никогда не приходилось иметь дело со стопроцентными идиотами. Нет, идиоты, конечно, встречаются, но эти любому дадут сто очков форы. Я пытался их оскорблять — они даже не поняли, что их оскорбляют. И, боюсь, заставить их понять можно только одним способом: сдернуть со стульев и пинками гонять по комнате.
15
Мальборо-Хаус — резиденция членов королевской семьи.
— А миссис Лавридж? — спросил преисполненный сочувствия Питер. — Она…
— Между нами говоря… — Джой понизил голос до шепота, хотя мог бы без этого обойтись, потому что в курительной находились только он и Питер, — я бы не сказал такое тем, кто помоложе, но, между нами говоря, моя жена — очаровательная женщина. Ты ее не знаешь.
— Не имел возможности познакомиться, — рассмеялся Питер.
— Такая грациозная, такая величественная, такая… прямо-таки королева. — В голосе Джоя слышался восторг. — Недостаток у нее только один — она лишена чувства юмора.
Питер, как указывалось выше, сорокалетних мужчин воспринимал мальчишками.
— Мой дорогой друг, тогда что заставило тебя…
— Я знаю… я все это знаю, — ответил мальчишка. — Природа специально это устраивает. Высокие и суровые ханжи женятся на женщинах со вздернутым носиком. Низкорослые весельчаки вроде меня… мы женимся на серьезных, статных женщинах. Будь все иначе, человечество распалось бы на подвиды.
— Разумеется, если ты руководствуешься чувством общественного долга…
— Не говори глупостей, Питер Хоуп, — оборвал его низенький человечек. — Я люблю свою жену, как и она меня, и так будет всегда. Я знаю, что есть женщины с чувством юмора, и, выбирая из этих двух типов, отдаю предпочтение той, у которой этого чувства нет. Мой идеал — Юнона. Острые углы сгладятся.
— То есть ты не собираешься бросать прежних друзей?
— Даже не говори об этом, — всплеснул руками Джой. — Ты и не представляешь себе, как меня ранит эта мысль. Скажи им — пусть потерпят. Я знаю, в чем секрет общения с женщинами: никакой спешки! — Часы пробили пять. — Мне надо идти. Не суди ее строго, Питер, и не позволяй другим. Она милая. Вам она понравится, вам всем, когда вы получше ее узнаете. Она такая милая! У нее только один недостаток.
И Джой отбыл.
Питер тем же вечером попытался объяснить ситуацию, стараясь не допустить насмешек над миссис Лавридж. Задачу он перед собой поставил сложную и не мог похвастаться успешным ее решением. Злость и негодование по отношению к Джою сменились жалостью. Члены клуба «Автолик» испытывали также и некоторое раздражение.
— За кого эта женщина нас принимает? — возмущался Сомервилл. — Разве она не знает, что за ленчем мы встречаемся с настоящими актрисами и актерами, а раз в год нас приглашают в Мэншн-Хаус [16] ?
16
Мэншн-Хаус — официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити.
— Неужели она никогда не слышала об аристократии духа? — вопрошал Александр-Поэт.
— Может, не только слышала, но и видела, и этим все объясняется? — озаботился Шотландский паренек.
— Один из нас должен где-то перехватить эту женщину, — предложил Малыш. — Настоять, чтобы она уделила ему десять минут. Я склоняюсь к тому, чтобы так и сделать.
Джек Херринг в дискуссии не участвовал — о чем-то думал.
На следующее утро Джек Херринг, по-прежнему задумчивый, зашел в редакцию еженедельника «Добрый юмор» на Крейн-Корт, чтобы заглянуть в «Дебретт» мисс Рэмсботэм. Три дня спустя Джек Херринг мимоходом сообщил «Автолику», что прошлым вечером отобедал с мистером и миссис Лавридж. Члены «Автолика» вежливо дали понять Джеку Херрингу, что считают его лжецом, и потребовали подробностей.
— Если я там не был, как я могу вам что-либо рассказать? — удивился Джек Херринг.
Его ответ вызвал всеобщее недовольство, но любопытство взяло свое. Три члена клуба торжественно выразили готовность поверить всему, что он им скажет. Но Джек все равно чувствовал себя обиженным…
— Когда один джентльмен бросает тень сомнения на слова другого джентльмена… — Мы не бросали тень, — прервал его Сомервилл.
— Мы просто сказали, что вместе не поверили тебе. Мы не говорили, что не можем поверить. Это личное дело каждого. Если ты сообщишь нам подробности, которые не покажутся выдумкой, и поделишься деталями, не противоречащими друг другу, мы сможем переступить через свою естественную подозрительность и признать правдивость твоего заявления.