— Поднимайтесь наверх, все, — скомандовала она, — и ведите себя пристойно. Она уезжает через пятнадцать минут.

Шестеро молчаливых мужчин, хозяин дома впереди, оба мужа следом, направились к лестнице, каждый с ощущением, что его вес увеличился вдвое. Шестеро молчаливых мужчин вошли в гостиную и расселись по стульям. Ни один из шести молчаливых мужчин не смог сказать ничего интересного.

Мисс Рэмсботэм — от истерики, как она потом объясняла, — подавив рыдание, открыла крышку пианино. Но смогла вспомнить только одну песню — «Шампань-Чарли мое имя», популярную в мюзик-холлах. Пятеро мужчин, едва она закончила, попросили ее сыграть что-нибудь еще. Мисс Рэмсботэм пронзительным фальцетом ответила, что других мелодий она не знает. Четверо мужчин попросили ее повторить. Мисс Рэмсботэм сыграла ту же мелодию второй раз, с непроизвольными вариациями.

Невозмутимый Уиллис объявил, что карета леди Мэри у подъезда. Все за исключением леди Мэри и хозяйки дома едва не отреагировали криком: «Гип-гип-ура!» Леди Мэри поблагодарила миссис Лавридж за незабываемый вечер и предложила Томми следовать за ней. После их ухода дикое веселье внезапно овладело присутствующими. Миссис Лавридж такая перемена настроения, мягко говоря, изумила.

Несколько дней спустя карета леди Мэри вновь остановилась у маленького особняка рядом с Риджентс-парком. Миссис Лавридж, к счастью, оказалась дома. Карета простояла достаточно долго. Миссис Лавридж после отъезда леди Мэри заперлась в своей спальне. Служанка доложила на кухне, что, проходя мимо, услышала звуки, указывающие на душераздирающие эмоции.

Никто не узнал, через что пришлось пройти Джозефу Лавриджу. Несколько недель в клубе «Автолик» его не видели. Но постепенно, не без помощи времени, которое залечивает многие раны, все стало на свои места. Джозеф Лавридж принимал у себя своих давних друзей, его друзья принимали Джозефа Лавриджа. У миссис Лавридж, как у хозяйки дома, гости отмечали только один недостаток: она вела себя подчеркнуто холодно со всеми титулованными особами, которых ей представляли.

Люди говорили, что новый еженедельник «Добрый юмор» — люди со вкусом и понимающие — наиболее умное, наиболее литературное издание, которое читатели могут получить за один пенс. От таких слов Питер Хоуп, редактор и совладелец, чувствовал себя абсолютно счастливым. Уильям Клодд, исполнительный директор, отвечающий за финансовую сторону, и тоже совладелец, такой радости не испытывал.

— Надо бы знать меру, — говорил Уильям Клодд. — Нельзя делать его слишком умным.

Люди говорили — люди со вкусом и понимающие, — что «Добрый юмор» достоин поддержки читателей в большей степени, чем любые другие еженедельники ценой в пенс. Люди со вкусом и понимающие, некоторые из них заходили так далеко, что даже покупали еженедельник. Питер Хоуп, заглядывая в будущее, видел славу и деньги, плывущие к нему.

Уильям Клодд, оглядываясь вокруг, говорил:

— Тебе не кажется, что мы начинаем выпускать еженедельник для высоколобых?

— И откуда такие мысли?

— Взять, к примеру, тираж, — объяснил Клодд. — Возврат в прошлом месяце составил…

— Если не возражаешь, давай без цифр, — прервал его Питер Хоуп. — Вся эта математика вгоняет меня в депрессию.

— Не могу сказать, что эти цифры вдохновляют и меня, — признал Клодд.

— Тираж поднимется, — заверил его Питер Хоуп. — Со временем. Мы должны развивать у публики литературный вкус, подтягивать до нашего уровня.

— Если я что и заметил по части публики, так это одно, — ответил Клодд. — Она меньше всего хочет платить за то, чтобы развивали ее литературный вкус.

— И что же нам делать? — спросил Питер Хоуп.

— Кто тебе нужен, так это посыльный.

— Как может посыльный увеличить наш тираж? — спросил Питер Хоуп. — А кроме того, мы еще в первый год договорились, что посыльный нам не нужен. Зачем увеличивать расходы?

— Я говорю не об обычном посыльном, — объяснил Клодд. — Я говорю о мальчишке, с которым вчера ехал на поезде в Стрэтфорд.

— А что в нем такого особенного?

— Ничего. Он читал «Пенни новеллист». Его покупают более двухсот тысяч. Он один из них. Так он мне сказал. Когда дочитал этот еженедельник, достал из кармана «Шутник за полпенни». Их тираж семьдесят тысяч. Сидел и хихикал, пока мы не приехали.

— Но…

— Подожди минутку. Сейчас объясню. Этот мальчишка представляет собой читающую публику. Я с ним говорил. Издания, которые ему нравятся больше всего, имеют наибольший тираж. Он не сделал ни одной ошибки. Остальные — в которые он заглядывал — он назвал мусором. Ему нравится именно то, что нравится людям, покупающим периодику. Порадуй его — я записал его имя и адрес, и он готов работать у нас за восемь шиллингов в неделю — и ты порадуешь тех, кто покупает. Не людей, которые проглядывают наш еженедельник, лежащий на столе в курительной комнате, и говорят тебе, что он чертовски хорош, а людей, выкладывающих за него пенс. Тех людей, которые нам нужны.