Сигарета не доставила приятных ощущений. Она не изменила ничего к лучшему. Она просто была во рту.

За стенкой кабинета Букард проводил летучку, говоря достаточно громко, так что ей все было слышно.

— У Лунд завтра первый день на новой работе в Швеции, — сообщил шеф дневной смене. — Ее должность переходит к Майеру. Свендсен назначается помощником Майера.

Он уже снял с двери табличку с ее именем. Теперь там осталась только одна надпись: «Инспектор отдела убийств Ян Майер».

Закончив с летучкой, Букард заглянул к ней, покосился на сигарету:

— Я уже известил шведскую полицию, что завтра ты сможешь приступить к работе. От подробностей твоей деятельности решил воздержаться.

— Моя благодарность не знает границ.

Она затянулась сигаретой и посмотрела на него. Букард не умел притворяться долго.

— Мне жаль, что мы вот так расстаемся, — пробурчал он.

— Ты единственный в этом здании, кому пришло в голову повысить Свендсена.

В глазах-бусинах вспыхнуло раздражение.

— Это все, что ты хочешь сказать мне на прощание?

— Нет, есть еще кое-что. — Наконец-то она почувствовала в сигарете прелесть. — Но тебе, наверное, надо сделать еще много важных звонков.

Когда он ушел, появился Майер, постоял у таблички со своим именем. Довольным он не выглядел.

— На Грённинген мы ничего не нашли. Никакой привязки к Хольку.

В дверь просунулась голова Свендсена. Он сиял.

— Вам посылка из Швеции, Лунд, — возвестил он. — Распишитесь, пока еще не уехали. — Последние слова он произнес с особенной радостью.

— Конечно, — кивнула Лунд и показала на сигарету. — Как только освобожусь.

Свендсен пошел на свое место, а Лунд повернулась к Майеру, ткнула пальцем в сторону его удаляющейся спины и сказала:

— Помните, Майер, он их, а не ваш.

Потом подошла к окну. Внизу стоял желтый грузовой фургон, водитель ждал у раскрытой задней двери.

— Мне позвонили криминалисты… — проговорил Майер. — Надо сходить…

Она выдула дым в окно. Вспомнила, сколько раз отчитывала за это Майера.

— Пачку оставьте себе.

Еще одна затяжка, еще одна порция дыма вылетела в сырой ноябрьский воздух.

— Лунд?

— Спасибо, — сказала она, не оборачиваясь.

Когда он ушел, она вернулась к столу, открыла ящик, где хранились вещественные доказательства, нашла пакет со связкой ключей Нанны и положила его в карман.

Накрапывал дождь. Бенгт прислал обратно все ее вещи из Швеции. Она открыла одну коробку: одежда, постельное белье. Ничего, что могло ей пригодиться.

Поэтому она расписалась в получении, позвонила в офис компании-перевозчика, договорилась о хранении вещей, а потом проводила взглядом желтый фургон, который увозил кусок ее жизни. И этот кусок не вернется, пока она не достигнет некой точки в будущем, а вот какой — она не могла даже представить.

Адвокат Лиз Гамборг навестила Бирк-Ларсена в его камере.

— Вагна допросили. Он утверждает, что это он призывал вас отомстить учителю.

— Он этого не делал. Наоборот, хотел меня остановить.

— Так он сказал. И это в нашу пользу. Поэтому не будем ничего менять. Вагну предъявят обвинение как соучастнику. Тюрьма ему не грозит. — Она помолчала. — А вам да.

Бирк-Ларсен тяжело вздохнул, глядя на серый бетонный пол, ничего не сказал.

— Я заверила судью, что вы не попытаетесь скрыться. Что вы не будете оказывать давление на свидетелей по вашему делу, тем более что вы уже признали свою вину.

— И что теперь?

Она пожала плечами:

— Теперь вы можете идти домой.

Бирк-Ларсен почувствовал себя ребенком, которого уговаривают выйти на сцену. Он не любил шуток, и, должно быть, адвокат почувствовала это.

— При условии, — добавила она тут же, — что вы никуда не уедете из Копенгагена. И ни при каких обстоятельствах не будете вмешиваться в расследование убийства. Это важно, Тайс. Если вы еще что-нибудь…

— Я ничего больше не сделаю. Я просто хочу домой.

— Хорошо. Для вашего блага и блага вашей семьи ведите себя тихо. Не общайтесь с прессой. Ничего не затевайте. Просто вернитесь к своей нормальной жизни.

Он сжал губы.

— Насколько это возможно, конечно. Простите. Это было бестактно с моей стороны. Вы можете получить свои вещи. Тайс…

Она хотела что-то сказать, но не решалась.

— Что? — спросил он.

— Сейчас люди очень сочувствуют вам и Пернилле. Но сочувствие — это как кран. Один поворот… — Она сделала рукой вращательное движение. — И все, его нет. То, что придет на смену, не будет таким приятным. Станьте незаметным. Будьте терпеливым. Я встречусь с вами перед судом. И постараюсь, чтобы вы не попали в тюрьму.