Иуда восхищённо покачал головой.

Иаков торжественно положил руки на плечи Иоанну: – Тебе некого бояться! Ты в Галилее! Ты снова с нами… Здесь твоя семья. И твои братья…

Иаков смолк на миг, глаза с хитринкой, да улыбчивые, в сетках добродушных морщинок…

– … И твой несравненный Иисус тоже здесь…

Иоанн радостно перебил:

– Ты понял, Иаков, ты понял! Ты помнишь, как он пришёл? И вошёл в лодку к Симону, но первым поздоровался с Андреем? А Симон стоял, открыв рот, а потом понял, что это тот самый назарянин и расхохотался? Ты же знаешь, как громко Симон всё делает?

Иаков весело кивнул, попытался перебить, но Иоанна снова не остановить… – А потом Он пришёл к нам… потом к другим… Он помогал всем нашим, он входил в каждую лодку и рыба шла в сети, как заговорённая! Иаков… каждый день!!!

Восторженный поток переполнял Иоанна.

– И всегда! Когда Он в лодке, вода тиха и послушна. И ветер всегда на корме, и мягко толкает, и не рвёт парус! Ты заметил?

Иуда, начавший дремать, открыл живой глаз.

– …никто из наших не чинил мачты и паруса, с тех пор, как равви пришёл к нам…

Иуда настороженно поднял голову. Иаков смеялся, и, кивнул на сети, шутливо развёл руки… – …вот только сети рвутся от улова!

Теперь Иоанн положил руки на плечи Иакову, и так торжественно он это сделал, что Иаков не потревожил вопросом, не прервал. Терпеливо ожидал Иаков младшего брата…

– Знаешь, Иаков… я чувствую, завтра произойдёт что-то огромное… не знаю… но что-то изменится в Галилее!

Иаков осторожно пожал плечами, но видно было, что задели его слова Иоанна, и голос Иакова выдал его волнение: – С чего ты взял, Иоанн… почему завтра?

– Не знаю… равви учит нас словами новыми, пронзительными, в Писании книжники не находят их… а рыба… рыбы всё прибывает… Лодки не смогут выдержать больше…

Иоанн нерешительно засмеялся, но сразу смолк, переспросил тревожно: – Брат мой Иаков, сколько так может длиться?

Иаков задумался, и теперь Иоанн терпеливо ждал ответа от старшего. Всё взвесив, Иаков степенно кивнул: – Лодки не выдержат, это точно…

И задумчиво, угрюмо покачал головой Иуда, шепча еле слышно: – Посмотрим, посмотрим…

Иоанн снова вздрогнул и Иуда, чуть приподнявшись от песка, попятился по паучьи, опираясь на посох, плавно и бесшумно… Иуда двигался задом наперёд так уверенно, словно видел затылком Иуда, словно душа у Иуды была вывернута наизнанку.

Костер стал далёким, голоса братьев ослабли, затихли… …а на востоке Господь уже сыпанул на чернильный небосвод горсть соли, свежей и крупной, и растопленная ей чернота стала скользко стекать в тёмно-серую ноздреватую бязь.

Иуда оглянулся вокруг и приметил лощинку с ползучим ракитником, добрую и укромную, и довольно пробормотал:

– Слишком длинный день… слишком длинный… Иуда заслужил… Иуда устал…

В лощинке по-прежнему царила ночь…

…в одно движение, как собака, он свернулся кольцом на ложе из веток, накрывшись с головой своей шерстяной хламидой. И уже непонятно стало, где его голова, где ноги. В ночной тени, на фоне кустарника он не был различим, и даже посох его отполированной кривизной рукояти напоминал вылезшие из песка корни.

Розовело на востоке небесного полога, подул утренний ветерок, и над водой посвежело, но за шерстяным пологом Иуды было темно и тепло… Генисарет заклубился нехотя, ветрено, влажно… Пустое на ощупь, но всё более плотное молочное покрывало выстлало прибрежный склон холма, в который врос Капернаум. На миг время оцепенело. И в этот миг не принадлежало ни ночи, ни утру…

…Спали на берегу, у погасших рыбачьих костров.

И за глухими глинобитными стенами. И в земляных норах неимущих, и в пастушьих шалашах, и в портовых притонах, и в степенных покоях знати…

…по всей обетованной земле застыли двуногие в сонном оцепенении. Все, как один, созданные по образу и подобию своего Господа.

И у любого из них не было ничего своего, хотя не каждый о том догадывался. Но каждому в утешение был выдан Господом сон, долгий, как жизнь и короткий, как ночь… …и пусть неосязаема была та сонная ткань, зато видима, как туман на заре. И каждый сон был единственной вещью, что отличала любого от всех других.

А во всём остальном, скопом, составляли они избранный народ, да только не ведали, на что были избраны. А те, кто ведал, даже во сне не смыкали век… …Туман таял, и уже не таясь, утро захватывало лучшие куски побережья, и вот сквозь дырку в шерстяном пологе пробился тонкий лучик. Упёрся в небритую скулу, заросшую рыжей щетиной. Но размеренно и сонно сопели под пологом…

В отдалении прокричали…

Сопение прекратилось, полог чуть раздвинулся, и сразу протиснулся в щель шустрый зайчик. И помог протиснуться солнечному собрату. Сообща лизнули лицо. Правый глаз Иуды сощурился…