— Знаю, знаю! Вы испугались покойников.

— ?

— Там два кладбища — Армянское и Немецкое!

Соколов задушевно произнес:

— Нет, покойников я не боюсь! А боюсь, чтобы содержание нашей беседы не коснулось чьих-нибудь ушей. А в домишке Жупикова все встречи с осведомителями прослушиваются, стенографируются и докладываются высшему начальству.

Малиновский сразу отбросил браваду, с некоторой робостью посмотрел на Соколова:

— А тут нас никто не слышит?

— Никто! У меня секретов от начальства нет, но, знаете, как-то неприятно, когда за тобой подглядывают. Еще позволите? — Соколов вновь наполнил гостю рюмку.

Малиновский пил много и быстро. Он очистил банан, засунул его в рот.

— Совершенно согласен с вами, господин полковник! Коли своим не доверяют, это, скажу вам, паскудное дело.

Беседовали они минут тридцать. Соколов задавал различные вопросы, Малиновский повторял одно и то же: про готовящиеся в Москве покушения на видных чиновников и про возможный террористический акт на Государя 8 января — все то, что сыщик уже знал.

Соколов поднялся, стал прощаться:

— Очень, очень вам признателен, сударь мой! — и вдруг добавил: — Устал от службы — хуже некуда. Повсюду воровство, протежирование бездарностей, обман верховной власти. Во многом я согласен с Ульяновым-Лениным: нынешний строй насквозь прогнил.

Малиновский бросил быстрый недоверчивый взгляд:

— Прогнил?

— А вы сомневаетесь? Тут среди конфискованной литературы мне попалась работа Ленина — «Социалистическая партия и беспартийная революционность». Читали? Очень рекомендую. Автор правильно пишет: в обществе, основанном на делении классов, борьба между классами неизбежно перерастает в борьбу политическую. Прекрасно сказано! Ну, желаю вам успехов, товарищ Малиновский.

Осведомитель теперь уже не спешил уходить. Он угодливо растянул в улыбке губы:

— Господин полковник, вы тоже считаете, что в России назревает политический кризис?

— Если быть перед собою честным, надо признать: революция в России неизбежна. Ленин, думаю, прав, когда пишет: ненависть и презрение пролетариата к буржуазии сплотят его ряды, увеличат его силы для нанесения решающего удара по реакции и всему буржуазному обществу.

Малиновский вывалился на улицу потрясенный, словно его по голове пыльным мешком огрели. Такого поворота беседы он не ожидал.

Провокатор шел по площади Исаакиевского собора, удивленно крутил головой и улыбался своим мыслям: «Даже начальство к революции поворачивается! Граф Соколов восхищается Ильичем, надо же! Во-первых, следует доложить в охранку. Интересно, какое вознаграждение дадут? Матильда Рогожкина шлюха публичная, а прикипела к моему сердцу, новую шубу требует. Деньги очень нужны! Во-вторых, необходимо обрадовать Ленина. Сам Соколов уважает Ильича и настроен революционно!»

Радушная «Вена»

С незапамятных времен на углу Малой Морской и Гороховой, как раз против военного министерства, находилось трактирное заведение. Место людное, проходимое. Заходил сюда народец щец наваристых, с оковалком баранины похлебать да выпить чарку водки.

Но на стыке двух веков дело что-то не заладилось, бывшее доходное место пошло с молотка.

Тут как тут бывший лакей ресторатора Лейнера Ванька Соколов. Был он сметливым, трезвым, умел копейку за хвост удержать. Всю жизнь мечтою жил — свое дело завести. Вот за скопленные рублики приобрел помещение и утварь. Стал теперь хозяином во фраке, в золотых очках и с бородкой а-ля академик. И теперь величали его уважительно — Иван Григорьевич.

А уважать было за что. Вчерашний лакей сделал не обычный ресторан, а литературный. Поваров набрал самых проверенных, знаменитых. Количество лакеев, швейцаров, истопников, мойщиков посуды, буфетчиков было впечатляющим — сто восемьдесят человек!

Соблазненный высоким жалованьем, от того же Лейнера сюда перебрался знаменитый на всю Европу виртуоз балалаечник Василий Андреев. И за собой, понятно, привел первый в России оркестр русских народных инструментов — «Великорусский оркестр». Ведь сам его и организовал, за что во все энциклопедии попал.

— Атмосфера тут хорошая, приличная! А публика — первосортная. Вчера, к примеру, сам знаменитый Гречанинов с Рахманиновым заходили. Говорят: «Музыку послушать!» Ну и старались мы… — с удовольствием говорил Василий Васильевич.

Это было чистой правдой. Многие повадились ходить в «Вену» ради музыки и отличной кухни.

Среди самых почетных гостей были первостатейные писатели. Гуляли они широко, знать, позволяли большие гонорары. Залетали и совсем бедные писаки-бумагомаратели, униженно мыкавшиеся за медными пятаками по редакциям. От художников, артистов, адвокатов, людей делового мира и просто богатой публики отбою не было.

И каждого привечал Иван Григорьевич, каждому ласковое слово умел сказать, каждого накормить, а то и безвозмездно водочкой угостить.

И слава шла-катилась по столичному граду, всякому было лестно увидать живую знаменитость — писателя-красавца Андреева или рыжеволосого, вечно в компании юных прелестниц поэта Бальмонта, послушать божественное пение Георгия Поземковского или Федора Шаляпина.

Полеты Куприна

Соколова привлекала спокойная атмосфера «Вены» и то, что в залах было запрещено курить: владелец — старообрядец и, как знаменитый трактирщик в Москве Егоров, на дух не переносил «табачного баловства». Хорошо было и то, что здесь всегда можно было встретить друзей.