Любка, Люськина товарка, по паспорту молодая деваха, а по лицу и фигуре… Это же надо так себя запустить! Ей еще нет двадцати пяти, а она уже обабилась, выглядит, как тетка. Носит вещи из подросткового гардероба, одевается не по фигуре и не к месту, никакой этики нет! Ультракороткие юбки и шорты, натянутые на полные ноги, втиснутые в туфли на слишком высоких для офиса каблуках, вызывают ассоциации с мясной лавкой; объемный бюст рискует вывалиться из выреза полупрозрачной блузки. Колоритный образ секретарши председателя колхоза завершают распущенные пегие волосы, которые Люба носит на левой груди. Возможно, в каком-нибудь Елизове так одеваться принято, а в Петербурге одеваются скромнее. У нас город строгий, с прямыми линиями проспектов, величественными фасадами, не терпящий карнавальности ни в архитектуре, ни в облике горожан. Петербургу надо соответствовать, часто думала Полина Тимофеевна, высокомерно глядя на своих простоватых коллег, а потом и на Юлю, своей распущенностью очень похожую на них. Но если коллеги вызывали то раздражение, то печальную улыбку, а то и жалость, свалившаяся на голову Полины Тимофеевны беда, именуемая Юлей, заставляла ее всерьез беспокоиться. Эта наглая, рыжая – бесстыжая (иначе не назвать) бесцеремонно поселилась в доме ее родителей и чувствует себя в нем хозяйкой. В их время было немыслимо, чтобы девица вот так запросто, без штампа о регистрации брака и даже без статуса невесты, принесла свои пожитки в чужой дом и стала там жить с мужчиной. Встречались, конечно, оторвы, но они были исключением, их стыдилась родня, и связи с ними не афишировали. А теперь что делается? Ее собственный сын привел в дом такую оторву! Какой стыд! Каково теперь ей, интеллигентной женщине, смотреть людям в глаза? А если она родит? Вне брака, как уличная девка, и это будет ее внук! Нет, такое допустить никак невозможно!

Преследуя благородную цель спасти честь семьи, Полина Тимофеевна принялась обрабатывать сына. Вечерами она уединялась с ним на кухне, накладывала ему в тарелку специально для него приготовленные всякие вкусности и заводила разговоры по душам.

– Я все понимаю, сынок, ты мужчина, у тебя играют гормоны и тебя привлекают женщины. Юля яркая, раскованная, быть может, отличная любовница, и за одно это качество она кажется тебе богиней. Но, поверь мне, такие женщины хороши для развлечений, а не для жизни. Красота приятна глазу, но к ней быстро привыкаешь. А жить ведь придется не с внешностью, а с характером. Я бы ничего не имела против Юли, если бы не видела, насколько она тебе не подходит. Дело даже не в ее птичьем жаргоне. Я не питаю иллюзий, что у другой девушки, которую ты встретишь, язык будет намного лучше, сейчас молодежь с правильной речью днем с огнем не сыщешь. И даже не в том, что вам с ней говорить не о чем. Жене необязательно обладать энциклопедическими знаниями и острым умом. Ей достаточно уметь слушать, а Юля слушать не умеет, она сама любит поговорить. С женой должно быть комфортно. Прежде всего она должна если не любить тебя, то хотя бы уважать и принимать таким, какой ты есть. Когда ты приходишь домой, ты не должен чувствовать себя, как в гостях, где надо «держать спину», не должен чувствовать никаких неудобств и раздражений. Дом – это место, где отдыхаешь душой. Вот скажи, сейчас тебе уютно в твоей комнате?

Вопрос был каверзным. Даже если бы над головой Юли светился нимб, а из спины росли прелестные ангельские крылышки, Артему все равно было бы неуютно находиться с ней рядом круглые сутки. Потому что он привык к своей территории, привык находиться на ней один, а теперь ее приходится делить еще с кем-то, и Юля, к слову сказать, далеко не ангел. Но из чувства противоречия Артем сказал матери, что ему очень уютно.

Ни черта ему не уютно! Уже на следующий день Юля утомила его своей болтовней и претензиями, громким смехом и просто своим присутствием. Артем привык, когда хотел, включать телевизор, открывать форточку, играть в компьютерные игры, спать, есть, гулять, в конце концов, ковыряться в носу. А тут, хочешь не хочешь, соблюдай рамки приличия. Приходилось тщательно сортировать носки, чтобы не отсвечивать дырками при Юле, не накапливать на столе кучи огрызков и фантиков, следить за мало-мальским порядком в комнате и даже гладить одежду, чего он раньше никогда не делал. Одни неудобства от совместного проживания! И как некоторые ютятся всей семьей в тесных квартирках? Живут вместе с детьми, родителями, а то и с братьями-сестрами. Когда он женится, у него будет просторная квартира, где у каждого будет по комнате и еще одна общая. А иначе никак, иначе не жизнь, а мучения. Откуда возьмутся желанные хоромы, Артем не думал и думать не хотел. Вероятнее всего, на него должно свалиться наследство. Кто его ему оставит – неважно. Да хотя бы отец или отцовская родня, которую он никогда не видел. Может, они богачи, живут себе припеваючи где-нибудь в Америке, а наследников у них, кроме него, нет. Такое может быть? Может. Или пусть ему достанется невеста с большой жилплощадью. Пока таковой нет, и жениться он не будет. Подождет, у него время есть. А Юля ему не подходит: у нее ни квартиры, ни денег, ни желания их зарабатывать. И вообще она ему не пара. По всем статьям – не пара.

Науськанный матерью, Артем стал подумывать о том, как бы потактичнее указать подруге на дверь. Сказать ей об этом прямо он не мог. И дело было не столько в его хорошем воспитании, не позволяющем выгнать гостью, сколько в элементарной трусости и неумении принимать решения. Свою трусость Артем деликатно называл мягкостью. Так ему было приятнее о себе думать. Ему хотелось, чтобы ситуация разрешилась сама собой, причем выгодным для него образом: Юля спешно сняла бы квартиру в соседнем доме, например в новой высотке через дорогу – дальше не надо, ибо неудобно, и он стал бы приходить к ней в гости, когда бы пожелал.

Снять для подруги квартиру – такая безумная мысль Артему в голову не приходила, а сама Юля подыскивать себе жилье и не думала, напротив, она основательно расположилась в его комнате и вела себя с каждым днем все более нагло.

В очередной раз, не найдя в «гостеприимном» доме чего-нибудь съестного, кроме чая и безвкусного печенья, Юля предложила Артему сходить в кафе.

– Заодно и прогуляемся, а то че тут сидеть, тухнуть?

– Можно и не тухнуть, – потянулся он к девушке, пытаясь обнять. Такое времяпрепровождение ему нравилось, он считал, что Юле тоже.

– Жрать охота, – отстранилась она. – Чего сидишь? Я уже накрасилась, идем!

Сопротивляться ее напору Артем не научился. Он сменил домашние шорты на джинсы, заправил футболку, украдкой, пока Юля вышла в ванную проверить макияж, открыл ящик стола и достал из коробочки отложенную купюру. Он дал себе слово больше на Юлю денег не тратить. Во-первых, ему самому не хватает, а, во-вторых, он не спонсор, пусть работает, не маленькая. И так за их счет питается, на продукты денег не дает. Пусть радуется, что ее тут кормят.

Шагая по проспекту, где через дом манили вывесками заведения общепита, Артем принимал независимый вид, будто ему не было до них никакого дела, он вообще на прогулку вышел и перекусывать не собирался.

– Во! Сюда пойдем! – схватила его Юля за рукав и потянула в сторону небольшого ресторанчика, оформленного в русском стиле. На витрине была изображена барышня в кокошнике с хлебом-солью, а вывешенное меню пестрило аппетитными словами: борщ, блины, пельмени… Цены там тоже указывались, и они Артема ничуть не обрадовали.

– Лучше дальше пойдем, – предложил он, надеясь перекусить где-нибудь гамбургером. Какими бы соблазнительными ни выглядели ресторанные яства, а раскошеливаться на них ему не хотелось.

– Дальше все голимое, а здесь ниче так и, смотри – цены дешевые, – авторитетно заявила девушка.

Ничуть не сомневаясь, что Артем последует за ней, Юля шагнула в ресторан. Так же, не оборачиваясь, она окинула взглядом небольшой уютный зал и выбрала столик. Тут, по ее мнению, было неплохо. Раньше в Южном ей приходилось перекусывать в забегаловках с пластиковой посудой, но она такие забегаловки не любила.