Шрифт:
Шутки в сторону: сразу симфонический оркестр, сразу фрагмент балета „Человек“ композитора Градского (явно испытавшего влияние композиторов Равеля, Шостаковича, Хачатуряна, Прокофьева и Гершвина). Оркестр искрился светомузыкой: лакированные поверхности инструментов и лысины музыкантов отражали бордо, зеленый и фиолет, почти как легендарные усы Кисы Воробьянинова. Из-под оркестрантов валил дым – то ли от вдохновения, то ли от бессильной ярости, – настолько все происходящее не соответствовало привычной для симфонистов обстановке. Позже следствию удалось установить, что дым шел ни от того и ни от другого, а от специальной машины.
Вслед за классическим отступлением кордебалет в меру своих способностей проиллюстрировал песню из к/ф „Романс о влюбленных“ (о котором лично я помню только благодаря этим песням) „Птицы“, а мим Жеромский, чьи способности значительно выше кордебалетных, показал небольшой этюд на тему „Жалко птичку“. В финале первой части Градский пропел в микрофон арии Каварадосси из „Тоски“ Пуччини и Хозе из оперы „Кармен“ Бизе.
Итак, в первом отделении мы обнаружили Градского в нескольких ипостасях: композитора, аккомпаниатора, оперного вокалиста, эстрадного певца и абсолютно живого человека, который не относится к себе и своему творчеству с монолитной серьезностью.
Второй акт был отдан Градскому – рок-музыканту. Градский для рок-мира – личность уникальная. Едва ли не единственный, кто шел не от профессии к рок-музыке и не от рок-музыки к профессии, но абсолютно естественно соединял в своем творчестве два, казалось бы, несмешивающихся потока.
Нет смысла говорить об уникальности вокальных данных Градского, конечно же, не зря Светланов пригласил его на роль Звездочета в „Золотом петушке“ Большого театра (эту партию у нас могут петь считаные исполнители). Нет смысла рассказывать и о том, как Градский наследует академической школе, рок-н-ролльной стихии и отечественной традиции поющих поэтов (особенно Галичу). Все это в соединении с удивительным артистизмом, неподражаемой внутренней пластикой и называется: Градский.
Он самодурен и своенравен. Кокетлив и капризен. Он любит себя и любуется собственным голосом – но ведь есть чем! Вот Градский все дальше и дальше отходит от микрофона, а его уже ничем не усиленный голос шлейфом тянется за ним.
Он сентиментален и патетичен, но ведь и ироничен одновременно. Как мгновенно меняется его настроение: на середине песни отключается микрофон, и кажется, что концерт уже не спасти, настолько удручен юбиляр, но публика принимается аплодировать, и через секунду он оживает. Градский поет песни, посвященные памяти Высоцкого и Сахарова, – и плачет. А через минуту исполняет полный мальчишеского лукавства: „Не идет нам масть, беби, не идет нам масть. Но мы заслужили власть, беби, мы заслужили эту власть. Им всем на нас накласть“. Сочетание блюзовой томной, подсолнечной интонации и дивного английского словечка „беби“ с грубоватой публицистичностью придает потрясающе тонкое качество изящной вещице.
Только что он полон ностальгии и сентимента, но сразу вслед „Нежному запаху тубероз“ на сцену выходит ансамбль песни и пляски военного округа и исполняет „В полях под снегом и дождем“ (стихи Р. Бернса, музыка А. Градского). И сам факт смычки военного хора с патлатым рок-музыкантом – свидетельство радужных перемен. А уж когда мужской хор из тридцати человек в военной форме нежно и красиво выпевает: „С каким бы счастьем я владел тобой одной, тобой одной“. Даже и не знаю, какие чувства владели представительницами прекрасного пола в зале.
Так начался третий акт спектакля – Градского поздравляли гости. Сами по себе все они (В. Маркин и С. Шустицкий, А. Макаревич, группы „Нюанс“, „Зодчие“, „Алиби“, „Домино“, сатирик Л. Измайлов и артист М. Грушевский, А. Кнышев из телепередачи „Веселые ребята“, Ю. Шерлинг) – люди одаренные и, наверное, симпатичные, но здесь воспринимались лишь постольку, поскольку их участия в концерте пожелал сам Градский. Градский самодостаточен. Это видно даже тогда, когда в финале концерта к нему присоединяются друзья-музыканты и все вместе они поют классические рок-н-ролльные композиции».
Градский 1992
13 января в Киноцентре состоялась премьера фильма Градского «Антиперестроечный блюз», которую «Вечерний клуб» описал так:
«Перед началом главный виновник и два его сообщника – Макаревич и Ярмольник – попытались оправдаться. Как объяснил Градский, концерт, посвященный его 40-летию, который лег в основу фильма, был снят случайно, так как у именинника „оказались лишние деньги“. Юбилей получился на славу, съемки были неплохие, и Александр решил создать этакий „подпольный фильм для детей“ – рассказать потомкам как все это безобразие проходило. Жанр картины создатель определил, как „концерт, снятый каким-то странным способом“. После чего все трое, мило улыбнувшись, предупредили, что фильм „вялый, тягучий, длинный и нудный“, так что, если кто-нибудь в зале уснет, ничего особенного не пропустит. И свет погас.
Они не обманули. Фильм действительно оказался длинным и ленивым, как змея на солнцепеке. Любого профессора от кино во время его просмотра хватил бы удар. С точки зрения кинематографа он просто ужасен. Куски с юбилея Градского перемежаются с кадрами, где Макаревич мудро рассуждает о музыке („Что бы ни писал Градский – песню, оперу, балет, – это все равно рок-н-ролл“), а Ярмольник валяет дурака, рассказывая о скромности главного героя („Я его спрашиваю: Саша, трудно быть гением? А он думает и говорит: знаешь, Леня, трудно“). И вперемешку со всем этим – Градский в разных видах и ракурсах. И так два часа. Заканчивается фильм титрами, в которых упомянуты около 700 его создателей – от режиссера до гардеробщиков и билетеров. Градский, Макаревич и Ярмольник занимают соответственно с 657-го по 659-е места. Короче, туши фонари. Но самое ужасное, что фильм при этом замечательный. Перед началом Ярмольник справедливо заметил, что фильм будет интересен только тем, кто любит Градского. Прошу прощения за сравнение, но „битловский“ фильм „Лэт ит би“ тоже абсолютно бессодержателен и был бы мукой для любого зрителя, если бы это не были „Beatles“. Больше двадцати прекрасных песен в этом фильме. Плюс всякие „тусовые веселки“ типа зачитывания фельетонов двадцатилетней давности, разговора Градского с Горбачевым, группы „Домино“ в пионерских галстуках поверх фраков и т. д.