Шрифт:
В общем, этот фильм очень узок по назначению. Он только для тех, кто знает и понимает. И дай бог, чтобы таких людей было побольше».
Вот что сказал сам автор, предваряя показ картины: – Я хочу пожелать зрителям, чтобы они усидели у экрана эти два часа. Пусть будут строги в оценках, ежели такие оценки будут иметь место, и пусть будут добры в оценках, если будут иметь место какие-то хорошие чувства, которые они получат от общения с такого рода фильмом. Это фильм-концерт, и я должен сказать, что хоть я и монтировал это кино как режиссер, но мне было довольно-таки легко это делать, потому что я умею отстраняться от себя самого. Я помню, как я говорил монтажеру: «ОН повернулся… ОН как-то не так посмотрел… ОН тут неинтересен…» Я все время говорил это «он» о себе в третьем лице. То есть я умею – музыканты-профессионалы это делают легко – отстраниться от себя самого и воспринять себя как другое лицо. Мне действительно будет очень хорошо в эти несколько дней, потому что вместе с видеопоказом – на всю страну – этой картины, очевидно, состоится тематический показ в киноконцертном зале «Октябрь». Туда смогут прийти те, кто захочет еще раз посмотреть это кино на большом экране, потому что телевизионный и киноэкран, это совершенно разные вещи. Но проката этой картины по стране не будет, будет просто тематический показ в одном кинотеатре, в другом, может быть, в каком-то еще городе… Но не более того. Проката не будет, потому что это обусловлено моим договором с Российским телевидением. И еще – интересный факт: это будет первый раз за все годы моей карьеры, за все двадцать семь лет, когда по Центральному телевидению пройдет подряд больше чем две мои песни. Такого концерта не было никогда; если показывали, то всегда не больше двух вещей, а обычно, как правило, одну… Так что вот и я уже стал почти как Кузьмин, или Леонтьев, или Алла Борисовна Пугачева. Наконец-то и я дождался этого момента. (Ха-ха-ха…)
В начале этого же года телекомпания BI/ID стала издавать свою газету, куда меня пригласили главредом; в проекте «Новый взгляд» я придумал рубрику: персональный хит-парад. В пятом выпуске еженедельника представил читателям пять любимых песен отца советского рок-н-ролла Саши Градского (на февраль 1992 года):
1. I look in your eyes – А. Градский
2. «Кино» – Александр Борисович Градский
3. «Розы» – Александр Градский
4. «Человек на диване» – Саша Градский
5. Englishman in New York – Стинг– Поскольку я только что записал второй лазерный диск для фирмы «Виктор», – сказал Саша, – то слушаю в основном себя. Но так как надо сравнивать свои произведения с конкурентноспособной музыкой, – добавил он, – то иногда ставлю и Стинга. Некоторые вещи он поет не хуже, чем я, – признал Градский. – Мой новый диск называется «Фрукты с кладбища» (название подарил Володя Матецкий). Знаю, – взгрустнул напоследок Градский, – что обзовете меня отцом соврока, оттого и хочу продекларировать: ненавижу музыку, которую породил, это ужас какой-то, неправдоподобные страдания, в наше время никто не тряс головой, когда не хотелось трясти, никто не дрыгал ногой, когда не хотелось дрыгать… Поэтому и слушаю Стинга.
Четыре года спустя, отвечая на вопрос, что, мол, по жизни слушаем, ответил: – Слушаю я все. Включаю, скажем так, «Радио 7 на семи холмах», и, если слышу хорошую музыку, я ее оставляю, а плохую или что-то вроде «бегите скорее, покупайте чего-то» я выключаю или переключаю на ту станцию, где рекламы нет. Теперь станций достаточно, и, если быстро переключать, можно в конце концов найти себе что-нибудь по вкусу.
Раздел III ПОРЫВ
Градский = журналюга
Общим местом являются заявы немолодых мужчин, что в душе они, мол, ощущают себя четырнадцатилетними. В случае с Градским вот какая вещь: он – реальный подросток. Невзирая на его заслуги, признавая авторитет подлинного Гения, я, тем не менее, всегда ощущал себя старшим, общаясь с ним (хотя Саша сел за школьную парту еще до моего рождения). Меня всегда восхищала его абсолютно мальчишеская сущность. Которая, берусь утверждать, лежит в основе его безусловного обаяния. Сашка – вечный мальчишка, это уже можно утверждать… После шестидесятилетнего-то рубежа… вряд ли произойдет трансформация личности.
У такого характера есть, естественно, не только плюсы. Его почти что детская непосредственность может быть бичом для соседа, склонного к занудству и неспособного восхищаться бурлением Сашиного темперамента в режиме non-stop. Помню, на улице Марии Ульяновой Градские дружно соседствовали с семьей Валерия Тодоровского, и молодой режиссер ощущал присутствие на своей территории матерого музыканта в те дни, когда последний не гастролировал: Саша мог объявиться в любое время суток с каким угодно вопросом и/или предложением.
Знаю по собственному опыту. Лето 1992 года мы решили провести вместе. Жили в соседних номерах эксклюзивного пансионата в Никитском ботаническом саду. Этот уютный ресорт для вельмож ВАСХНИЛ располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми соснами, откуда открывался восхитительный вид на ленивую гладь Ялтинского залива. А на закрытый пляж для заслуженных «лысенковцев/мичуринцев» можно было попасть двумя непростыми маршрутами:
1) по-спортивному сбежать вниз по живописной полукилометровой лестнице, петлявшей среди ароматной зелени,
2) на экспресс-лифте и далее пешком через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро.
Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и ее эксплуатация не могли быть компенсированы, даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за сутки. А ведь резиденты этого оазиса безмятежности не платили почти ничего. Я ездил каникулярничать в незабвенный Никитский ботанический сад с подачи Кости Эрнста, чей отец был вице-президентом ВАСХНИЛ. Райский оазис в бумагах академии, по всей видимости, числился как полигон для выращивания чудесных мегаперсиков, кража коих из-под носа недокормленных сторожевых овчарок и вооруженных дробовиками пьяниц охранников была одним (но, увы, не единственным) из наших экстремальных крымских развлечений. И ездили мы туда с Костей и его друзьями до тех пор, пока не рухнула страна, в которой только и возможно было существование столь нерентабельных и по-пелевински невероятных заведений, как дом отдыха в Никитском саду.