Вадиму показалось, с каждой фразой она становилась естественней, проще, видимо, успокаивалась. Можно думать, к ограблению отношения не имеет. Откуда же первоначальная настороженность? Или она опасалась чего-нибудь другого?

— Ну, хорошо, — помолчав, сказал Вадим. — А как теперь с машиной?

Чернова ответила очень не сразу. Она растерялась. Но если вопрос слишком не в цвет, ей бы удивиться и переспросить: какая, мол, машина?

А если в цвет, то не надо давать ей времени. Пойдем дальше.

— Да, так как же вы считаете теперь получится с машиной? — уже настойчиво повторил Вадим. — И есть ли, по-вашему мнению, какая-нибудь связь между машиной и деньгами?

Вадим ждал. Опять-таки она могла удивиться, не понять, переспросить и о машине, и о деньгах.

Чернова как-то осела на стуле, сгорбилась, что ли. Отвела от Вадима глаза, но, совершенно очевидно, не с целью скрыть их выражение. Она приняла вопрос как должное, неприкрыто обдумывала что-то, и размышления были не из веселых.

В какой-то момент Вадима взяло опасение, не начала бы плакать, истерить. Кто знает, куда попадают его вопросы, в царапину или в рану. Только несведущие полагают, что от человека, потерявшего контроль над собой, легче получить ценные показания. Не дай бог допрашивать расслабленного или перенапряженного истерика. Такого может наговорить, что потом никакие свидетели на истину не выведут.

Нет, к счастью, обошлось без истерики, Чернова подобралась. Вадим откинулся на спинку стула, с удовольствием закурил. Подумал: «Все идет, кажется, нормально, но хватит уже ей размышлять», и в эту минуту, подняв на него глаза, Чернова сказала печально:

— Ну как же нет связи? Машину-то разбил, а деньги он где теперь возьмет? Правда, машину когда брал, говорили, что машина старая, да надо в капремонт, да такая вообще не нужна.

— Да ведь это одно дело обещать, а другое дело, когда разбил… — вставил Вадим.

Чернова невесело оживилась:

— И вы так думаете? Вот и мама боится. Неужели могут взыскать?

— Подождите, Маша, насчет взыскания, — по-деловому, но с внимательным расположением, как говорил бы нанятый ею адвокат, сказал Вадим. — Есть ли с чего взыскивать? Он же немного зарабатывает?

Вопрос такой смело можно было задать. Ничтожен шанс, что машину разбила женщина. Человек, разбивший машину, как-то близок Черновой, а судя по ее наряду, состоятельных близких у нее нет. Кроме того, согласно старому афоризму, все довольны своим умом, никто не доволен своим состоянием. Словом, определение «немного зарабатывает» должно подойти.

Но тот, кого подразумевала Чернова, должно быть, уж очень немного зарабатывал, потому что она, забыв про окружающую обстановку, истово возмутилась:

— Ерунду он зарабатывает и заработать не стремится. Как с армии вернулся, пять мест переменил. Баянистом в Доме культуры взяли, ну и пусть бы баянистом, так нет же! Все думает — он большой артист, его ждут великие дела! А сам денег у людей нахватал-нахватал, весь в долгах. Матерям и то должен…

«Все-таки слезы у нее близко, — подумал Вадим. — Надо поосторожней».

— Сколько же у него матерей? — улыбнулся Вадим.

Она улыбки не приняла. Лицо у нее пошло пятнами.

— Ну пусть бы у своей, уж она несчастная, ее все соседи жалеют. У моей двадцатку не погнушался. У меня восемьсот сорок занял, а теперь где ж их…

Голос ее оборвался, она все-таки потихоньку заплакала, как, очевидно, плакала, едва вспоминала о деньгах. Вадим ей не мешал, она достала из сумки платок, вытерла покрасневший нос, успокоилась.

— С чего завязалось дело с машиной? Почему вы не отговорили его? — попробовал Вадим.

— Я бы, может, и отговорила, если б не Женя. Все вообще с Жени и началось. Женя для него бог.

— Это Громов, что ли? Из Москонцерта? Красивый парень, не отнять.

— С лица не воду пить, — со своей колокольни оценивая события и не отвергая вековую мудрость, быстро возразила Чернова. — Громов вот обещает-обещает, а я пока толку не вижу. Уж на что рестораны люблю, а знала бы такое дело, не пошла бы тогда в ресторан.

— Ну что такого особенного было, — сказал Вадим, вытряхивая в корзину пепельницу и только для Черновой взглянув на часы. Для себя-то он знал, что разговор только начинается.

Она отметила взгляд, и напоминание о времени ее не обрадовало. Она намеревалась, очевидно, извлечь из их разговора какой-то свой интерес, касающийся пока неизвестной Вадиму машины и примерно определившихся денег. Она начисто забыла, по какому поводу ее вызвали, для нее все шло по принципу: голодной куме хлеб на уме.