Дудки, флейты, тамбурины и лютни аккомпанировали акробатам и танцовщицам. На берегах Нила продавалась аппетитная снедь и прохладное пиво. Им запивали куски поджаренной на вертеле дичи, пироги и фрукты.

Рамзес попытался отвлечься от шума и сосредоточиться на своей ритуальной роли: провести богов до Луксора, храма, где возрождается Ка фараона. Шествие останавливалось перед несколькими святилищами, дабы возложить жертвоприношения, и, двигаясь с мудрой степенностью, прибыло к вратам Луксора одновременно с Сети.

Божественные ладьи проникли внутрь здания, куда толпе не было входа. И пока снаружи продолжали праздник, здесь готовилось возрождение скрытых сил, от которых зависели все формы плодородия. В течение одиннадцати суток в святая святых храма три ладьи заряжались свежей силой.

Жрицы Амона танцевали, пели и играли на музыкальных инструментах. Танцовщицы с крепкими грудями и пышными волосами, подхваченными душистыми стеблями сыти [9] , умащенные ладаном, благоухающим ароматом лотоса, захватывающе и чарующе исполняли медленные фигуры танца.

Среди играющих на лютне была Нефертари. Держась немного поодаль от своих подруг, она была сосредоточена на своем инструменте и казалась отрешенной от внешнего мира. Как такая юная девушка могла быть столь серьезной? Стараясь остаться незамеченной, она выделялась. Рамзес искал ее взгляд, но ее сине-зеленые глаза смотрели лишь на струны лютни. Как бы Нефертари себя ни вела, ей не удавалось скрыть свою красоту. Она затмевала других жриц Амона, которые были, однако, все очень привлекательны.

Наступила тишина. Юные девы удалились, одни — довольные своим выступлением, другие — поспешив обменяться впечатлениями. Нефертари осталась такой же сосредоточенной, как если бы она хотела сохранить в самой глубине своего сердца отголосок этой церемонии.

Рамзес провожал ее взглядом, пока хрупкий силуэт девушки в белоснежном платье не исчез в ослепительном летнем свете.

Красавица Изэт свернулась клубком, прижавшись к телу Рамзеса, и зашептала ему на ухо любовную песню, которую знали все молодые египтянки:

— Почему я не раба твоя, прикованная к твоим шагам? Я могла бы одевать и раздевать тебя, быть рукой, что приглаживает твои волосы и массирует твое тело. Почему я не та, кто стирает твое платье и растирает тебя благовониями, почему я не твои браслеты и украшения, что касаются твоей кожи и впитывают твой запах?

— Эти стихи должен петь влюбленный, а не его возлюбленная.

— Какая разница… Я хочу, чтобы ты снова и снова слушал их.

Красавица Изэт в любви была страстной и нежной одновременно. Гибкая, пылкая, она без конца изобретала все новые и новые удивительные игры, чтобы обольстить своего возлюбленного.

— Будь ты соправителем царства или крестьянином, мне наплевать на это! Я люблю тебя, твою силу, твою красоту.

Искренняя страсть Изэт трогала Рамзеса. В ее глазах не было и тени лицемерия. Он ответил ее самозабвению с пылом своих шестнадцати лет, и они вместе вкусили наслаждение.

— Оставь это, — предложила она.

— Что?

— Эту роль соправителя, будущего фараона… Оставь это, Рамзес, и мы будем жить счастливо.

— Раньше я мечтал быть царем. От мысли об этом меня лихорадило и пропадал сон. Потом мой отец помог мне осознать, что это стремление безрассудно. Я бросил это, забыл об этом безумстве. И вдруг Сети приобщает меня к трону… Моя жизнь захвачена в огненный поток, и я не знаю, куда она меня вынесет.

— Не погружайся в него, останься на берегу!

— Разве это решаю я?

— Положись на меня, и я помогу тебе.

— Как бы ты не старалась, я все равно одинок.

По щекам Изэт потекли слезы.

— Я не могу смириться с этим! Если мы будем всегда вдвоем, мы сможем лучше вынести испытания жизни.

— Я не предам отца.

— Только не бросай меня!

Красавица Изэт не осмеливалась опять заговорить о браке. Если будет нужно, она останется в тени.

Сетау опасливо вертел в руках и разглядывал атрибут соправителя — диадему со змеей, а Рамзес насмешливо наблюдал за ним.

— Неужели ты боишься этой змеи?

— У меня нет никакого средства против ее укуса: от ее яда нет противоядия.

— Неужели и ты тоже хочешь, чтобы я отказался от должности соправителя?

— Я тоже… Значит, не я один разделяю это мнение?

— Красавица Изэт мечтает о более спокойной жизни.

— Кто упрекнет ее в этом?