Шрифт:
Амени был счастлив: к Рамзесу снова вернулся его ненасытный аппетит.
— Все готово для отъезда, — объявил он с гордостью, — я сам проверил багаж. Эти каникулы принесут нам пользу.
— Ты заслужил их. Надеюсь, ты рассчитываешь выспаться?
— Когда я начинаю какую-нибудь работу, я уже не могу остановиться.
— У моей сестры ты не отдохнешь.
— Боюсь, что нет. Твоя должность предполагает необходимость входить в многочисленные дела и…
— Амени! Ты умеешь расслабляться?
— Какой хозяин — такой и слуга.
Рамзес взял его за плечи.
— Ты мне не слуга, а друг. Последуй моему совету: отдохни несколько дней.
— Я попытаюсь, но…
— Что-то тебя беспокоит?
— Эти негодные чернильные бруски, эта подозрительная мастерская… Я хочу узнать правду об этом.
— А она нам доступна?
— Ни Египет, ни мы сами не можем терпеть подобные злоупотребления.
— Ты рассуждаешь, как государственный деятель.
— Я уверен, что ты согласен со мной.
— Я попросил мою мать помочь.
— Но это… это чудесно!
— Пока нет никаких результатов.
— Мы их добьемся.
— Мне нет дела до этих чернильных брусков и этой мастерской, но я хочу увидеть в лицо человека, который пытался убить меня и того, кто приказал ему это сделать.
Решимость, прозвучавшая в голосе Рамзеса, заставила вздрогнуть его личного писца.
— Я ничего не забываю, Амени.
Сари нанял изящный кораблик, где удобно расположились три десятка его приглашенных. Он заранее предвкушал, как они поплывут по настоящему морю, образованному разлившейся рекой, и достигнут удобного жилища, уютно расположенного на вершине холма среди пальм. Там будет легче переносить жару, и дни протекут в зачарованном безделье.
Капитан торопился с отплытием. Речная стража только что дала им разрешение выйти из порта. Если он пропустит свою очередь, придется ждать еще два или три часа.
— Рамзес опаздывает, — с сожалением сказала Долент.
— Однако Красавица Изэт уже на борту, — напомнил Сари.
— А его вещи где?
— Уже на корабле, их занесли еще на рассвете, до жары.
Долент нетерпеливо топнула ногой.
— А вот и его писец!
Амени бежал мелкими шажками. Не привыкший к таким упражнениям, он задыхался, и прошло несколько мгновений, прежде чем он смог что-либо произнести.
— Рамзес исчез, — сообщил он.
Глава 19
Путешественник нес на спине свернутую, перехваченную ремнем циновку, его сопровождала рыжая собака с висящими ушами. В левой руке у него был кожаный мешок с набедренной повязкой и сандалиями, в правой — палка. На привале он разворачивал циновку в тени какого-нибудь дерева и засыпал под охраной своего верного спутника.
Сын Фараона, Рамзес, проделал первую половину пути на корабле, вторую — пешком. Выбирая узкие тропинки, протоптанные на холмах, вдалеке от воды, он прошел через множество деревушек и часто обедал с крестьянами. Устав от города, он открывал спокойный тихий мир, всегда живущий в неизменном ритме смены времен года и праздников.
Рамзес не предупредил ни Амени, ни Красавицу Изэт. Он хотел путешествовать один, как любой египтянин, отправляющийся навестить свою семью или идущий на одну из многочисленных строек, на которых и во время разлива кипела работа.
Там, где дорогу преграждала вода, он подзывал перевозчика, переправляющего бедных и тех, у кого не было даже примитивной ладьи. На широкой поверхности воды встречались десятки судов самых разных размеров, некоторые — полные детей, которые, отчаянно размахивая руками и хохоча, в конце концов падали в воду и бросались плыть наперегонки.
Время отдыха, игр и путешествий… Рамзес чувствовал дыхание египетского народа, его спокойную и сильную радость, основывающуюся на доверии к Фараону. Тут и там с уважением и восхищением говорили о Сети. Его сын испытывал гордость за отца и поклялся быть достойным его, даже если останется обычным писцом, наблюдающим за поступлением зерна или записью указов.
На въезде в Файюм, зеленеющую провинцию — царствие Собека — бога-крокодила — царский гарем Мэр-Ур («любимец небес») простирался на несколько гектаров, за которыми следили самые опытные и лучшие садовники. Хитроумно устроенная сеть каналов обслуживала это обширное владение, которое многие считали красивейшим местом в Египте. Пожилые знатные дамы спокойно проводили здесь остаток своей жизни в обществе великолепных молодых женщин, допущенных к работе в прядильных мастерских и учебе в школах поэзии, музыки и танца. Мастера по эмали совершенствовали здесь свою технику рядом с создателями украшений. Как настоящий улей, гарем гудел от непрерывней деятельности.