Шрифт:
Так сидел он в своем длинном застегнутом зимнем пальто и мечтал о ранней весне и был похож на эти обнаженные кусты с невероятно изогнутыми и переплетающимися ветвями, которые чуют в себе радостное пробуждение и силы на новую жизнь.
Чистый, ласковый воздух смывал и уносил всю лживую ткань, которой окутывают себя взрослые люди.
Это была весна…
На маленькой кучке песку топчется Розамунда…
Два раза ветер срывает с нее шляпу.
Она поправляет волосы…
Зонтиком чертит она фигуры на песке.
Маленький мальчик толкнул ее.
Удивленно поднимает она на него глаза.
Она ловит мячик… нет, она уронила его… Она целует свою гувернантку.
Усталая, она садится отдыхать…
В саду становится прохладно.
Все идут домой.
«Розамунда! Розамунда!»
Господин встал, медленно вышел из сада и углубился в темный город…
Он пришел домой.
Стол был накрыт к ужину.
На него повеяло буржуазным довольством и спокойствием.
Маленькая дочь его сестры выбежала к нему навстречу и бросилась ему на шею. Это была крепкая и розовая девочка, как ядреная вишня.
Она вся была цветущая, наливная — эта радость бабушки и надежда всей семьи.
Но он молча сел к столу, не обращая внимания на ядреную вишню.
«Ну что ты, право, какой! — сказала бабушка, — пойди сюда, мышка, дядя — злой. Оставь его!»
Он сидел, отдыхая от весеннего дня и спустив немного огонь в лампе, в то время, как бабушка надевала девочке перчатки на изнанку, чтоб развеселить ее.
«Бабушка, дядя злой!» — сказала внучка.
Бабушка не отвечала.
НОЧНЫЕ БАБОЧКИ
Отчего Цецилия улыбается, встречаясь со мной?!
Отчего и Берта улыбается?!
А ты, Камилла? Отчего же твое милое личико так неподвижно и печально при встрече со мной?!
Она… погибла…
Очеловечившись, мгновенно умирает Бог…
Обожествляясь, медленно возрождается человек!
Медленно… медленно.
Куда смотришь ты, Камилла, нежная, с золотисто-пепельными волосами?!..
Погружается ли взор твой, темный, усталый, в светлые дни детства твоего, когда в саду под яблонями ты сеяла цветы, когда цветы составляли твое счастье, были твоей любовью?!
Ты стояла в саду нежная, стройная, с тонкими белыми ручками и ножками, с ясным взором, — олицетворение чистоты; ты стояла среди цветов твоих, полная немого детского счастья…
И, глядя на тебя, стоявшую среди роз и гвоздики, полную немого детского счастья, ангел на небе горько заплакал.
А Бог, милосердый отец, спросил:
«Ангел, отчего ты плачешь?!»
И ангел указал вниз.
И увидал Бог большой, большой сад с плодовыми деревьями. Под каждым деревом рос цветок.
А маленькая девочка, нежная и стройная, с тонкими белыми ручками и ножками, с ясным взором, — олицетворение чистоты, — переходила от одного цветка к другому и нежно дотрагивалась до лепестков, до листьев, — полная немого детского счастья.
Она стояла в большом саду, прекрасная и одинокая, и в маленьком сердечке ее цвели розы и гвоздика.
А там, вдали, расстилалась жизнь, тяжелая, мрачная жизнь…
И Бог понял, отчего так горько заплакал ангел.
ПОСЛЕ ТЕАТРА
«Что вы себе закажете?»
Молодая женщина чувствовала себя немного усталой после театра. Всего больше ей хотелось бы теперь отдыхать, лежа в покойном кресле. Если б кто-нибудь тихонько расстегнул ей ботинки, осторожно распустил шнурки, вынул из головы все шесть светлых больших черепаховых шпилек и осторожно пропустил бы между пальцами ее золотистые волосы!
А вместо этого она должна, сидя на твердом кожаном стуле за столиком в ресторане, изучать меню.
Скучно.
«Я совсем не голодна», — сказала она, равнодушно пробегая глазами длинные столбцы блюд.
«Спросите себе соте из рябчика с шампиньонами», — сказал он.
«Хорошо».
Она положила на стол черепаховый веер, бинокль и круженной платочек. Потом медленно, лениво начала снимать перчатки.
Наступило молчание, — молчание, во время которого каждый думает: нужно бы теперь сказать: «Массене» или «этот венский оперный оркестр…» или «музыка…»
Но он сказал: «Соте из рябчика лучшее блюдо для слабых, — оно легко переваривается, питательно, не возбуждает жажды… Но если вы совсем не голодны…»
«Нет, совсем нет».
«Вы похожи на такой инструмент, — сказал он, — в котором прозвучавшие звуки долго, долго вибрируют. Наша душа всегда берет педаль».
«Я устала».
«Вы думаете о Винкельмане?» [28]
«Да Таким я себе представляю наивного, детски наивного героя, такого, который не рассуждает, не сознает, — который только действует».
28
Венский оперный артист.