– Нет, не надо. Лучше расскажи, чем ты был занят эти два дня. Чип согласился на твои поправки?

Джон скорчил шутливую гримасу.

– Он ведет себя так, будто его заставляют обездолить родное дитя. Давай лучше поговорим о тех местах, где будет сниматься фильм.

– Хорошо. Так где же? – послушно спросила Кит и снова вернулась к цыпленку.

– Их несколько. Квартал в торговой части города, оперный театр, плавучий ресторан «Серебряная королева». Эйб занимается выработкой условий и обязательств для составления контрактов. Что касается поисков дома для твоего мужа в фильме, то Чип забраковал все, что предложили Эйб и Нолан. Мы обошли все улицы в западной части города, пока наконец Чип увидел то, что хотел – большой старый дом с башенками и окнами в стиле неоклассицизма и массой украшений. Владелец показал нам все помещения. О комнатах – особенно о той, что в башне – Чип сказал: «То, что надо. Я об этом мечтал». Хозяин, конечно, это учел.

– Неужели? Вот так Чип, – рассмеявшись, Кит покачала головой.

– Во всяком случае, владелец дома дал согласие на съемки и, конечно, заломил цену. Довольно высокую и еще депозит в банке на случай, если мы нанесем дому ущерб.

– Тебе не кажется, что он наслышан о действиях съемочных групп и режиссеров – таких, как Чип: чтобы снять нужный кадр, они, мол, готовы сломать стены.

Джон улыбнулся, отдав должное ее сарказму.

– Возможно. – Он отпил глоток вина из бокала. – Ты помнишь встречу Иден и Маккорда в хижине в заснеженных горах?

– Когда Иден узнает, что Маккорд нанят семьей ее покойного мужа, чтобы собрать улики и обвинить ее в убийстве мужа? Конечно, помню, – кивнула Кит, поднося кусочек цыпленка ко рту. – Вы нашли что-либо похожее на эту хижину?

– Кажется, да. Мы заметили ее с вертолета! Она отлично подходит. Никакой цивилизации. Лишь дорога вблизи. Эйб считает, что по ней вполне можно доставить в хижину весь необходимый реквизит. Завтра Эйб все проверит.

– Где она находится? – спросила Кит, поддев на вилку кружок маринованного лука.

– Недалеко от гостиницы для лыжников, на перекрестке лыжных трасс.

– Кажется, я знаю, о какой хижине ты говоришь. Она на опушке леса, недалеко – большой луг, в пятидесяти футах горная река и водопад. Я угадала?

– Похоже, что да.

– Ты прав, это отличное место. Увидишь, зимой там просто великолепно. – Кит снова вернулась к цыпленку, но внезапно опустила вилку. – Подожди, как же сцена в интерьере? Хижина очень мала, если в ней будет камера, софиты, звукозаписывающая аппаратура, я просто буду зажата в угол. Я знаю, Чип помешан на достоверности съемок с натуры, но не лучше ли поискать другое, более подходящее место?

– Чип категорически отказывается. Он уверен, что сможет снять сцену, вставив камеру в окно и используя подвесную осветительную аппаратуру.

Пока Джон пространно объяснял ей, как Чип намерен использовать ограниченное пространство хижины, Кит живо представила себе привычную суету в момент съемок, многометровые кабели, протянувшиеся по снегу, камеру, глядящую в открытое окно, короткие, резкие замечания Чипа, слепящий глаза свет и рядом с собой – гримера и парикмахершу, которые спешат закончить свою работу. Наконец – звук хлопушки и команда Чипа: «Мотор!»

Вот уже несколько недель, как Кит не занята на студии, и теперь, слушая Джона, она поняла, как соскучилась по привычной работе, шуму и сутолоке, жужжанию камер.

Скоро все будет снова – шум и неразбериха на съемочной площадке; специфический «киношный» жаргон; напряженные моменты действия; интрижки в перерывах; аромат горячего черного кофе и вкус кисловатого датского пива; временами затянувшиеся паузы между эпизодами; волнение и утомление; жесткие технические требования в противовес свободе творчества. Она ждала этого с нетерпением.

После ужина Джон и Кит проследовали в так называемую Большую гостиную. Это была зала с резными деревянными потолками, строгими оливковыми обоями и картинами западных мастеров. Джон, лавируя между уютно расставленными мягкими диванами и креслами и уверенно держа руку на талии Кит, вел ее в дальний конец гостиной. Вся обстановка соответствовала лучшим традициям английских клубов, если не считать цветастых индейских покрывал для ног вместо пледов, которые вносили некий элемент эклектики. Джон по дороге раскланивался и отвечал на приветствия. Наконец они достигли одиноко стоящего дивана у стены, на которой висели картины Бирстада, Ремингтона и Несбита. Узнав картину Ремингтона, так нравившуюся ее покойному отцу, Кит остановилась.

– Кофе, коньяк или то и другое? – справился у нее Джон.

Обернувшись, Кит увидела рядом с ним официанта, ждущего заказа.

– Коньяк, – быстро сказала она.

– Мне тоже коньяк, – распорядился Джон и, сев на диван, вытащил из пачки сигарету и закурил.

Кит тоже села на диван и, повернувшись к Джону, с удовольствием наблюдала за игрой света и тени на его тонком красивом лице. Лампа, стоявшая в углу на столике, бросала на них мягкий приглушенный свет. Кит вспомнила наивысшую похвалу, принятую в Голливуде: камера, как капризная дама, может любить или не любить, и поняла, почему она «любит» такие лица, как у Джона Тревиса.