Шрифт:
Прикрыв глаза рукой, генерал от инфантерии слушал виртуозную игру пианиста.
Восемь месяцев, проведенных в Молдавской армии, отдалили Петра Ивановича от подобных утонченных развлечений. Совсем иная музыка звучала в канонаде у стен турецких крепостей, в ковыльных степях под Рассеватом, где русские сошлись с османами в упорной сече, в неумолчном плеске волн Дуная, который они переходили в декабре 1809 года по наплавному мосту, почти касаясь подошвами сапог мутно-серой речной воды.
Однако следовало оставить эти воспоминания и настроиться на новый лад. Нет, не в открытой схватке под рев орудий и треск ружейных залпов предстоит ему выступить, чтобы отвоевать возлюбленную свою Екатерину Павловну. То ли по недоразумению, то ли по неопытности она вмешалась в некую политическую игру. Ее ведут в собственных интересах люди сведущие, хитрые и коварные.
Аплодисменты, которыми присутствующие наградили Иоганна-Непомука Гуммеля, отвлекли Багратиона от невеселых размышлений. Пока пианист раскланивался и отвечал на комплименты восхищенных дам, к генералу подошел граф Разумовский. Он сказал:
— Князь, меня восхитил ваш ответ британскому послу.
— Очень рад, — мрачно ответил Багратион.
— Нам, людям сугубо штатским, порой не хватает точных знаний об истинной картине войны. Она потрясает своей жестокой правдой, но именно события на полях сражений дают образцы высокого мужества и беззаветного служения своему Отечеству.
— Возможно, — кивнул головой генерал от инфантерии.
— Я хочу вас пригласить, — продолжал Разумовский. — По средам у меня в доме всегда собирается небольшой круг добрых знакомых.
— Боюсь, не получится. Завтра я уезжаю на лечение в город Баден.
— Но вы же еще вернетесь в Вену, — граф не собирался так легко отпускать славного героя. — Ваше присутствие украсит вечер. Уверяю, вы тоже не пожалеете. У меня бывают очень интересные люди. Например, ближайший помощник министра иностранных дел Фридрих фон Гентц.
Услышав свое имя, им издали поклонился пожилой, лысоватый человек в темнобордовом форменном фраке австрийского Министерства иностранных дел, который о чем-то разговаривал с сэром Самюэлем Харкуртом-Кингом. Багратион тоже поклонился ему в ответ.
— Один из моих любимых собеседников, — Разумовский заглянул Петру Ивановичу в глаза, — генерал князь Ауерсберг, бывший военный комендант Вены. По-моему, вы с ним встречались в 1805 году.
— Встречался, — подтвердил Багратион.
Он действительно знал этого болвана, который вместо того, чтобы сжечь единственный мост через Дунай и тем не допустить переправы французских войск, позволил им сделать это. Он поверил Мюрату и Ланну, сообщившим ему о перемирии, якобы недавно заключенном между противоборствующими сторонами. Они поклялись ему честью. Но какая честь может быть у сына трактирщика, или сына конюха, даже если они одеты в маршальские мундиры?
— Князь Ауерсберг с похвалою отзывается о вашем полководческом таланте, особо проявившимся в бою за Шенграбен, — Разумовский, видя, что упоминание имени бывшего военного коменданта Вены не произвело должного впечатления на собеседника, перешел к прямой лести.
— Лучше бы он занимался собственными делами, — хмуро ответил генерал от инфантерии.
Давно не сталкивался Андрей Кириллович с таким упорным нежеланием отвечать на его предложения. Но у бывшего посла России в Австрии имелась еще одна козырная, как он считал, карта. Граф выложил и ее:
— Княгиня Багратион тоже посещает мои вечера. Вы вместе представляете дивную семейную пару и могли бы.
— Моя супруга бывает у вас? — Петр Иванович посмотрел на Разумовского пристально.
— О, да, ваше сиятельство. Внимание просвещенных гостей всегда привлекают красивые и умные женщины. Екатерина Павловна — лучшая представительница сего удивительного сословия.
— Может быть, граф, я подумаю над вашим приглашением.
Гости разъехались, и они устроили ужин.
Поручик Древич тоже принимал в нем участие. Сегодня он видел Екатерину Павловну второй раз, но влюбился в нее с первого раза. Молодой офицер краснел, бледнел, заикался и не смел поднять на княгиню глаз. Петр Иванович, усмехаясь, советовал ему больше внимания уделить паштету «фуа-гра», отлично приготовленному.
Екатерина Павловна, незаметно пожав руку мужа, сидевшего рядом с ней, принялась с милой улыбкой расспрашивать Древича о его семье. Она жалела скромного и застенчивого юношу.
Багратион равнодушно слушал сбивчивые ответы адъютанта и размышлял о вечере, который закончился час назад. Разные, значительные по своему положению в обществе персоны почтили его своим присутствием. Бесспорно, кто-то из них оказывал влияние на молодую женщину. Ведь не сама же она додумалась до всех этих рассуждений о французской экспансии, о необходимости объединения в борьбе с Наполеоном, о новой войне в Европе, куда неизбежно будет втянута и Россия. Женского ли ума дело — давать подобные прогнозы?
Однако князь Петр, по природе человек наблюдательный, продолжал удивляться превращениям любезной супруги. Десять лет назад наивной, неопытной девчонкой вместе с ним в их хлебосольном доме в Санкт-Петербурге принимала она гостей, слушала их разговоры, нередко перераставшие в споры, да помалкивала. А сейчас умело направляла общую беседу, комментировала, проявляя знание деталей европейской политики, знакомство с историей, с международной публицистикой, с тем ворохом идей и взглядов, что ныне царили при дворах правителей в России, Австрии, Франции, Великобритании. Кто научил ее?