Княгиня пришла к разумному выводу: постель — широкая, поднос с завтраком можно поставить у спинки. Надин Дамьен тотчас с ней согласилась:

— Bien sur, madame!

Между тем ожидая начальника и его жену, поручик Древич маялся в столовой. Он выпил две чашки кофе, съел пять круасанов, прочитал от корки до корки венскую ежедневную газету. Воображение рисовало ему картины весьма пикантные. Молодой офицер отлично понимал князя Петра. Оторваться от такой обольстительной женщины нелегко и герою двадцати девяти сражений. Будь его воля, Древич тоже бы наплевал на приличия.

У Надин Дамьен имелись указания насчет адъютанта. Петр Иванович отпускал его на весь день. Проходя через столовую в спальню с подносом, уставленным чашками, тарелкой с булочками, кофейником, масленкой и сахарницей, горничная по-французски объявила молодому офицеру повеление начальства. Древич опечалился. Он-то мечтал увидеть княгиню Багратион не только за завтраком, но и за обедом и ужином.

Похоже, жизнь в двухэтажном особняке на Риген-штрассе, 22 отклонилась от привычного русла и потекла, повинуясь прихотям богини любви Венеры. Однако полностью отдаться неге и безделью его обитателям не удалось. Вихрь неспокойного столичного бытия ворвался в стены дома, принесенный скороходом в форменном красном плаще и черной треуголке. Он привез пакет с императорской печатью и требовал, чтоб в получении оного расписался именно адресат — генерал русской службы князь Багратион.

В пакете находилось приглашение для него и его супруги на бал во дворце Хофбург, который государю Францу Первому благоугодно дать в нынешний вторник в честь дня рождения своей бабушки — покойной Марии-Терезии, появившейся на свет в мае 1717 года.

— Боже мой! — воскликнула Екатерина Павловна, прочитав текст, набранный готическим шрифтом. — Ведь это — знаменитый Терезианский бал! Раз в год, в конце весны, обязательно во вторник. Туда зовут не всех!

— Вы бывали на нем? — спросил Петр Иванович.

— Только однажды.

— А подходящее платье у вас, ваше сиятельство, найдется? — пошутил генерал, видя детскую радость жены.

Новость так взволновала молодую женщину, что шутку она не оценила и ответила серьезно:

— Описание одежды прилагается. Слушайте: «Кавалеры — в бальной форме, дамы — в шелковых придворных платьях голубого и бежевого оттенков, волосы убраны искусственными цветами..»

— Бальная форма — то есть парадный мундир с орденами, белые кюлоты, белые чулки и черные туфли с серебряными пряжками? — на всякий случай уточнил Багратион.

— Да. Уверена, вы привезли сюда эти вещи.

— Привез. Они — в гостинице.

— Mon jeneral, немедленно пошлите за ними адъютанта, — распорядилась Екатерина Павловна. — Опоздание в Хофбург недопустимо. Это вам не безалаберная Москва. Это — имперская Вена, пунктуальная до мелочей и дисциплинированная до умопомешательства.

Княгиня Багратион настояла на том, чтобы они поехали на бал в Хофбург в ее карете, запряженной двумя парами орловских рысаков.

Петр Иванович увидел этих великолепных лошадей, идеально подобранных по росту и экстерьеру, и сразу понял, почему брат императора, великий герцог Тосканский Фердинанд, так хотел приобрести их. Выезд смотрелся очень нарядно. Вот оно, неизбывное желание молодежи привлечь внимание к собственной персоне любой ценой. Наслушавшись благоразумных речей супруги, генерал от инфантерии полагал, будто она уже избавилась от таковой слабости. Оказалось, что нет. Тут воспитание графа Разумовского дало досадный сбой.

Хотя, может быть, князь Петр и ошибался. Он досконально знал лишь работу армейской разведки. Для успеха в ней надо стать невидимым, неузнаваемым. Тогда никто не заметит чужака, считающего пушки на редутах, рисующего план укреплений, примечающего, где расположил Главнокомандующий свой резерв для будущего боя. Храбрецу, отправленному в лагерь потенциального противника, чтобы подслушивать разговоры, перехватить курьера с секретной депешей или притащить «языка», тоже лучше оставаться в тени. Но, вероятно, в дипломатической разведке, где сражаются между собой люди публичные, следует идти другим путем. Здесь именно известность — форма защиты.

На дверце кареты жены Багратион обнаружил герб своего рода, довольно крупный по размеру, искусно изготовленный из латуни. Это была чеканка: корона, под ней княжеская горностаевая мантия, два льва, держащие щит, разделенный на четыре части. На щите внизу имелись изображение сабли, скрещенной со скипетром, наверху — круглая «держава». Последняя деталь указывала на царское происхождение всех Багратидов. Ни за что в жизни не отказалась бы Екатерина Павловна от подобного украшения.

Пока они ехали от Риген-штрассе до Хофбурга, Петр Иванович терпеливо, уже в третий раз выслушивал объяснения супруги насчет «бабушкиного», как его называли в Вене, бала.