Я шагаю между ивами и слышу, как меня догоняет конь Амара. Но я не бегу. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Амар приближается; ледяное дыхание коня касается моего лица.

— Тебе меня не напугать, — говорю я Амару.

— Рождение мая, смертная девушка! Вот чего тебе следует бояться, — отвечает он и скачет прочь в облаках пыли.

На ивы опускается стая ворон. Я иду мимо них, как королева мимо своих подданных, и они машут черными крыльями и каркают. Их крики становятся все громче, они сотрясают деревья, как голоса проклятых.

В мае ежегодная выставка в Королевской академии художеств подаст традиционный сигнал к началу лондонского сезона. Полчища семейств начнут набег на наш прекрасный учтивый город ради вечеринок и чайных приемов, концертов, дерби и развлечений всяческого рода. Но неофициальным началом этих празднеств является бал у леди Маркхэм — бал в честь дебюта Фелисити. Для таких случаев у леди Маркхэм имеется величественный зал в Вест-Энде, который разукрасили в стиле, достойном какого-нибудь султана. Организация подобных вечеров — что-то вроде особого вида спорта, и каждая хозяйка изо всех сил старается превзойти других в количестве позолоты и прочего. Леди Маркхэм вознамерилась устроить прием на самом высоком уровне.

Огромные пальмы выстроились вдоль стен бального зала. Столы накрыли белыми льняными скатертями, и серебро на них сверкает, как пиратский клад. Негромко играет оркестр, скрытый за высокой красной ширмой, разрисованной китайскими драконами. Гостей ждет множество разнообразных развлечений: глотатель огня в тюрбане, с синим как у Кришны лицом, выпускает из тонких губ оранжевые языки пламени, и зрители восторженно вздыхают. Сиамские близнецы-тройняшки в расшитых бусами платьях и мягких туфлях исполняют медленный сложный танец. Эти сросшиеся леди выглядят единым телом со множеством гибких рук. Джентльмены толпятся возле танцовщиц, зачарованные их ярким обаянием.

— Как это вульгарно, — говорит моя сопровождающая, миссис Таттл.

Бабушка весьма солидно заплатила ей за услуги сегодняшним вечером, и я уже вижу, что миссис Таттл — наихудшая из всех возможных дуэний; она пунктуальна, резка и чересчур внимательна.

— А мне в общем нравится, — отвечаю я. — Думаю, я тоже поучусь танцевать вот так. Может быть, прямо сегодня.

— Вы ничего подобного не сделаете, мисс Дойл, — заявляет миссис Таттл таким тоном, как будто решила разом все вопросы, хотя на самом деле ее слова не решают ничего.

— Я буду делать то, что мне захочется, миссис Таттл, — ласково говорю я.

Осторожно взмахиваю рукой в сторону ее юбки, и та взлетает вверх, выставляя напоказ чулки и длинные панталоны.

Миссис Таттл прижимает ладонями подол, и тогда юбка приподнимается сзади.

— Ох, боже…

Она протягивает руки назад — и передняя часть подола вздымается в воздух.

— Прошу прощения… Это… я… вы меня извините, надеюсь?

Миссис Таттл несется в дамскую туалетную, изо всех сил удерживая на месте взбесившуюся юбку.

— Буду ждать вас с нетерпением, — бормочу я ей вслед.

— Джемма!

Фелисити спешит ко мне со своей сопровождающей — высокой, тощей, как тростник, леди с носом, похожим на клюв.

— Разве здесь не чудесно? Ты видела глотателя огня? Я так рада, что о моем бале будут говорить весь сезон! Я даже не представляю, чтобы кто-нибудь мог устроить что-то более грандиозное!

— Все прекрасно, Фелисити. По-настоящему отлично!

— По крайней мере, теперь моему наследству ничего не грозит, — шепчет она. — Отец и леди Маркхэм сегодня стали просто неразлучными друзьями! Она даже держится вежливо с моей матерью!

Фелисити берет меня под руку, и мы прогуливаемся по залу; сопровождающая Фелисити — француженка по имени мадам Люмерье — идет в трех шагах позади нас.

— Матушка настояла на том, чтобы нанять на сегодня сопровождающую, — шепотом объясняет Фелисити. — Она полагает, что это придаст нам более солидный вид.

Мы идем, и мужчины оглядывают нас так, словно мы — земли, которые могут быть захвачены либо по договору, либо в сражении. Зал наполнен гулом голосов, гости болтают об охоте и Парламенте, лошадях и поместьях, но их глаза не отрываются от нас слишком уж надолго. Готовятся к заключению сделки, высеваются некие семена… А я гадаю: если бы женщины не были дочерьми и женами, матерями и юными леди, девицами на выданье или старыми девами, если бы нас не видели только глазами общественного мнения — существовали бы мы вообще или нет?

— Мы могли бы провести время за чаем с пирожными, — предлагает мадам Люмерье.

Я не хочу проводить время. Я хочу схватить его и оставить на лице мира свою метку.

— Ох, милая мадам Люмерье… Вы угощайтесь. Мы с мисс Дойл подождем, пока вы вернетесь, — говорит Фелисити, одаряя сопровождающую одной из самых сияющих своих улыбок.

Мадам Люмерье обещает вернуться tout de suite. И как только она исчезает из вида, мы спешим прочь, чтобы на свободе изучить все чудеса этого бала.