Маленькая гостиная в которой она оказалась, пропахла картофельным пудингом недавнего ужина, жареной курицей и хлебом. Эти запахи голодная Гленда различила сразу и прежде, чем разглядела в полумраке неприветливое и страшное лицо человека, который сидел за столом и курил отвратительного запаха самокрутку.

С грохотом опустив на пол чемодан, она улыбнулась прямо в хмурый взгляд сидящего и сказала:

– Наконец-то! Наконец-то я добралась.

– Так-так, - произнёс человек, не слишком-то дружелюбно оглядывая Гленду.
– Кого ещё чёрт принёс?

Гленда всегда старалась не замечать грубости, если, по её мнению, ей грубили. Ведь если грубят со зла, то своим недовольством ты только распалишь грубияна. А если грубят просто потому, что иначе не умеют, то и вообще какой смысл сердиться и протестовать? Всё равно не исправишь человека. Это нужно время и много стараний, чтобы человека исправить. В свои годы Гленда пока ещё твёрдо верила в то, что любой человек, даже закоренелый мерзавец, поддаётся исправлению.

Она вежливо поздоровалась и не получила никакого ответа на приветствие. А на вопрос где можно было бы найти хозяина заведения — ей сквозь зубы ответили, что это заведение называется отелем. И добавили что-то вроде: «Даже слепая курица сразу поняла бы, кто здесь хозяин».

– Вы не поможете мне внести чемодан?
– невинно спросила она, пуская в ход самые задушевные, как ей казалось, нотки своего негромкого голоса.

– Ты его уже внесла, - был ответ.

– Ой, и правда, - улыбнулась она.
– Кое-как внесла. Но вы поможете мне донести его до комнаты?

– Я тебе не носильщик...

В голосе говорящего ей не слышалось ни неприязни, ни злости, ни плохого настроения. Просто у человека была такая манера общаться. Ну ладно, что ж теперь, будем стараться избегать лишнего общения с ним, - подумала Гленда.

– Я – хозяин отеля, а не мальчик на побегушках, - продолжал между тем этот сердитый человек.
– Да и комнаты у тебя здесь нет, так что тащить эту рухлядь некуда.

Гленда улыбнулась. Самой своей обезоруживающей улыбкой.

– Но ведь будет же!
– задорно возразила она.
– Мне сказали, что в вашей гостинице...

– Это не гостиница!
– оборвал её хозяин таким тоном, каким с ней ещё никто и никогда не разговаривал.
– Запомни, чёртова кукла, это не гостиница! Отель!

– О, боже!
– выдохнула Гленда, чувствуя, как краснеет от стыда лицо и тяжелеют от страха ноги.

– Не поминай имя господне всуе! Что умеешь делать?

– Делать?..
– Гленда никогда не была особо высокого мнения о содержателях гостиниц и знала много смешных анекдотов о их странноватых привычках. Но вот такого вопроса она совсем не ожидала и потому растерялась.
– Я студентка. Немного, правда, бывшая... Меня зовут Гленда. Училась на факультете...

– Я не спрашиваю, где ты училась. Плевать мне. Понятно?

– Но...

– Тебе понятно?!

Хозяин хлопнул ладонью по столу так, будто собирался его развалить. Гленда вздрогнула и приготовилась бежать от этого сумасшедшего.

– Д-да, сэр, - промямлила она, чтобы он не убил её прямо тут же.

– Ты не цыганка?
– спросил хозяин уже спокойнее, но подозрительно прищуриваясь.

– Что?..
– опешила Гленда.
– Но... но вы же видите, что у меня лицо европейского типа, и одета я...

– Ладно, - бросил хозяин, поднимаясь, - будешь горничной.

– Горничной?! Но... Послушайте, по какому праву вы...

– Если не хочешь, можешь идти откуда пришла. Паром подождёшь на причале. Здесь ты мне до утра не нужна.

До утра?! На причале... О, господи!.. Нет уж, хватит с неё на сегодня причалов, рыбаков и катеров с паромами!

– Нет, - жалобно произнесла он.
– Нет, я не могу уйти. Мой дом разрушен бомбардировкой. Мне негде жить.

Это — ложь во спасение, а не ложь ради лжи, - утешила она себя, заставляя лицо не краснеть. Если её дом ещё не разрушен, то ведь всё равно его разрушат в ближайшей бомбардировке... Бедный домик! Ужасная гостиница!

– Не моё дело, - отмахнулся хозяин.
– Негде жить — не живи.

– Я буду горничной, конечно, - сдалась несчастная Гленда.
– У меня и опыт этой работы есть. Позапрошлым летом я как раз подрабатывала в одной...

– Жить будешь в мастерской, - перебил хозяин.

– Где?!

– Глухая, что ли? В мастерской, я сказал. Там есть верстак. На нём можно спать и есть. Заодно будешь убирать там. На день будешь уходить. Чтобы не мельтешила перед глазами, когда мне надо будет что-нибудь поработать.