– Что там у тебя с этой книгой?

– У меня с ней личные отношения, - рассмеялся Рафаэль.

Шарки тоже рассмеялся.

– Не похоже, что тебе нужно находиться в подобном месте.

– Поверь мне, нужно.

– А мне – нет.

Рафаэль улыбнулся.

– Может быть. Но над тобой же висит судебная ответственность.

– Ответственность? Тебя впирает это слово?

– А тебя оно раздражает?

– Ты у нас тут кто, врач? Не надо разыгрывать из себя психотерапевта. Читай правила – в них это черным по белому написано.

– Если вдаваться в технические подробности, то в правилах написано не это. Но я, в любом случае, никого из себя разыгрывать не намерен. Я обыкновенный алкоголик. Ни больше, ни меньше.

Мне неприятно было слышать такое от Рафаэля. Не знаю почему. Не люблю, когда он говорит о себе так.

– Слушай, они меня наебали. Я не делал того, что они повесили на меня.

Рафаэль кивнул с таким видом, словно не поверил ему.

– Я не хотел тебя расстроить.

– Я не расстроился.

Ага, не расстроился он. Еще как расстроился.

– Это хорошо, - сказал Рафаэль.

– Слушай, может лучше вернешься к своим личным отношениямс книгой?
– Он бросил на меня взгляд.
– А ты не слишком молод для того, чтобы подражать ему?

Наверное, он думал, что книги читают только старики. Я не знал, что на это ответить, поэтому лишь пожал плечами.

– Черт. Пойду покурю.

В этот момент я решил, что мы с Шарки станем лучшими друзьями.

– Ты куришь?
– спросил я.

– Ага.

– Продашь сигареты?

Он улыбнулся. За сигареты я готов был слушать его брюзжание, пока деревья снова не зацветут.

Забавно, но когда мы пошли в курительную яму, Шарки притих. Постояв на холоде, мы выкурили пару сигарет.

– Жизнь отстой, имеет нас всех, - сказал он.

– Да уж, - согласился я.
– Рафаэль говорит, по трезвянке она особенно любит ставить нас раком.

Это вызвало у Шарки смех.

– Не могу решить, нравится мне этот мужик или нет.

– Мне нравится, - сказал я. Не знаю, зачем. Но это была правда. Мне действительно нравился Рафаэль, так что плохого в том, чтобы в этом признаться?

– По сравнению с ним мой отец просто дьявол.
– Шарки глубоко затянулся.
– Только не проси говорить меня о нем.

Видимо, он настрадался от отца. Боже, как же было холодно. Я ненавидел зиму.

– Тебе снятся сны?
– раздался в темноте голос Шарки.

– Да. Уж лучше бы не снились.

– Вот и мне снятся. Я хочу избавиться от них.

– И я.

Я тогда подумал: есть ли у негомонстр?

Да, у него есть монстр. Совершенно точно есть.

Может быть, он есть у каждого. А может быть, я это все выдумываю.

Было странно, забавно и печально стоять там, курить и думать о том, как избавиться от кошмаров.

Может быть, мы оба надеялись, что что-то случится и все вдруг изменится. Может быть, изменившемуся Заку и изменившемуся Шарки будут сниться другие сны. Мне нельзя было думать о таком, и я это знал. Подобные мысли лишь печалили меня еще больше. Они напоминали мне о том вечере, когда я засыпал с мыслью, что между мной и отцом все может быть по-другому.

Я задержал сигаретный дым в легких, а потом медленно его выпустил.

Ненавижу зиму.

Ненавижу сны.

Ненавижу воспоминания.

Ненавижу разговоры с Адамом.

И ненавижу то, что слово «изменения» существует в снах, которые мне видеть не дано.

Воспоминания

В моей школе был один парень. Его звали Сэм. Он был высоким и здоровенным, как качок. С другими здоровяками он не тусил, наверное, был как и я одиночкой. Как некоторые койоты, знаете? Они меня восхищают – фантастические животные. Первоклассные родители – заботятся о своих щенках, растят их, играют с ними, учат их разным вещам, так необходимым в нашем жестоком мире. И хотя большинство из них живет парами и по ночам вместе воют, есть такие, кто предпочитает одиночество. Им нравится одиночество. Я один из этих койотов-одиночек. И Сэм, похоже, тоже.

Он все пытался разговорить меня, и я с ним говорил, несмотря на то, что не очень-то это умел. Значение болтовни сильно переоценивают. Слишком много народу увлекается болтологией. Меня раздражает то, как много людей любят поболтать. Взять того же Шарки. Если разговоры друг с другом приносят пользу, то какого хера тут торчит Шарки? У меня от этого парня мозга за мозгу заходит. Болтовня не исцеляет. Она лишь добавляет шума в и так уже порядком зашумленный мир. И если бы мы на самом деле стремились сберечь окружающую среду, то нам стоило бы просто заткнуться.