Шрифт:
– Ничего, - ответил я.
– Совсем ничего?
– Я был в одном месте, а потом вдруг оказался здесь.
– В одном месте?
– Угу.
– И где же?
– Дома.
– А где твой дом?
– В Эль-Пасо. Техасе.
– И до того, как попасть сюда, ты был там?
– Да, я там раньше жил.
– Почему раньше?
– Я больше нигде не живу.
– Что еще ты помнишь, Зак?
– Ничего.
– Уверен?
Мне хотелось лишь одного – чтобы Адам прекратил задавать свои бесконечные вопросы, так что я со всей серьезностью посмотрел ему прямо в глаза. Затем не выдержал:
– Я хочу, чтобы ты перестал спрашивать меня о том, что я помню.
– Понимаешь, Зак, амнезия при психологических травмах не так уж редка.
Психологическая травма. Ну как же, они здесь все обожают эти два слова – просто без ума от них. Пусть называют это как хотят. А что если я не просто ничего не помню, а не хочу ничего вспоминать? Если Бог написал на моем сердце «амнезия», то кто я такой, чтобы стирать написанное им?
Вот от чего бы мне сейчас полегчало, так это от бутылки бурбона. Может сказать Адаму, что алкоголь подстегнет мою память и чудесным образом исцелит меня от амнезии? Жаль, он не купится на это. Так и слышу его ответ: «Исцеляющие алкогольные отключки? Ну-ка расскажи, как это работает, приятель».
Дело в том, что я помню свое прошлое оборванными клочками. Тут клочок, там клочок. Все мое сознание усыпано ими. И на каждом таком клочке что-то написано. Если бы я собрал все эти бумажные клочки воедино в нужном порядке, то смог бы прочитать полную историю своей прошлой жизни, которая бы расставила все по своим местам.
Мне снятся странные сны. В некоторых из них я себя бью.
Адам хочет знать, почему я делаю это.
– Наверное, я совершил что-то дурное.
– Нет, - возразил он.
– Ты не совершал ничего дурного.
Откуда ему знать? Ненавижу, когда он ведет себя так, будто все знает.
– Ну хорошо, Зак. Если ты сделал что-то плохое, то расскажи мне, что именно. Составь список всех своих дурных поступков.
Черт. Боюсь, он будет длинным.
Адам все пытается донести до меня, что мне мешает ясно мыслить помутнение в мозгах. Что мой разум замутнен зависимостью. «Зависимостью». Да кто этот парень такой, черт его дери? Я что-то пропустил? Потому что я явно не в теме. Да и не нужно быть профессиональным психотерапевтом, чтобы видеть, что с мозгами у меня что-то не то. Мне что, винить в этом свое «я», которое на что-то подсело?
Лично я это вижу так: Адам добивается того, чтобы я создавал в своем сознании новые бумажные клочки. А на кой оно мне? Мне бы избавиться от тех, что уже заполонили его, и освободиться от снов. И как же сильно мне хочется покинуть это место – полное людей, еще более двинутых, чем я.
Ну ладно, может они и не все такие, может по части «не все дома» я кого-то из здешних и переплюнул, но как говорит Адам: «Это не соперничество, Зак». Знаете, здесь собрались все, кого потрепала жизнь. При мысли об этом мне то печально, то дурно. Почему? Да потому что смотрите: вот станет нам всем лучше или мы сделаем вид, что нам стало лучше, и куда мы отправимся после этого? Что будем делать с нашей вновь обретенной способностью здраво мыслить? Вернемся в мир, который прожевал нас и выплюнул? Не особо радужная перспектива.
Если бы только мне не досталось «печальное» сердце…
Кто-то думает, что это классно – иметь психотерапевта. Не я. Меня это ни капли не радует.
Может, мне кто-нибудь подарит собаку?
2.
Мне снится сон. Я в пустыне со своими друзьями – Глорией и Антонио. Перед нами океан. Настоящий океан в центре пустыни. Он настолько фантастически красив, что мне хочется с разбегу прыгнуть в воду. Я не делаю этого лишь потому, что не умею плавать. Хотя почему бы этого и не сделать? Я, конечно, утону, но это такой прекрасный способ умереть.
Боже, тут все настолько изумительно и совершенно – пустыня, небеса, океан.
Длинные черные волосы Глории развеваются на легком ветру. Она курит травку, сидя на песке, прекрасная как сама природа – как небо над головой, чистейшая вода океана и песок под нашими телами. Она смеется от счастья. Она так счастлива, что это разбивает мне сердце. И Антонио со своими зелеными глазами, буквально поглощающими все вокруг, так же прекрасен как она. Он вводит себе наркотик. И так же счастлив, как и Глория. Очень счастлив.
А я сижу с бутылкой Джека Дэниэлса и не знаю, счастлив я или нет. Может и счастлив, потому что любуюсь друзьями.
– Откуда ты Зак?
– спрашивает вдруг Глория.
И я отвечаю:
– Не знаю.
– Где ты живешь?
– спрашивает меня Антонио.
И я отвечаю:
– Нигде.
Они переглядываются и начинают говорить по-испански. И мне ужасно жаль, что я их не понимаю, потому что мне кажется, что они говорят друг другу прекрасные вещи. Они словно одно целое, словно принадлежат друг другу, а я никому не принадлежу. Меня охватывает печаль и я плачу. Смотрю на Глорию и Антонио и глотаю слезы. Они счастливы и прекрасны. Прекрасны как небеса, пустыня и океан. И они разговаривают. А я? Далеко не прекрасен. Не могу с ними говорить. И ничего не понимаю.