Шрифт:
— Гришенька, какими судьбами?! Ты же вроде в «Коммерсанте» подвизался!
— Спрашиваешь! — совершенно в тон ответил гость. Подлинный профессионал — умеет ничего не сказать.
— Что, к нам перебираешься? — Максим тоже не за печкой уродился, умел поставить на своем.
— Как фишка ляжет, — радушно ответствовал коллега.
— Давай, старик, а то без тебя как без рук и без ног! — Максим, конечно, мог в пять минут выведать у воображалы все подробности. Только вот не было у него этих пяти минут. Главный мог смыться на какую-нибудь презентацию — время к шести.
— Ну, бывай! — тоже, оказалось, неплохой ход. Надменный коллега удивился и явно забеспокоился — с чего вдруг такая спешка. Максим же приветственно помахал рукой — и нырнул в кабинет. Очень царственно получилось.
Главный уже оделся и почти убегал. В маленькой круглой кепочке и кожано-блестящем полушубке, кругленький и улыбчивый, — в нем кто угодно угадал бы представителя российской политической элиты конца двадцатого века.
— Добрый вечер, Алексей Парменович. — Даже отчество у него вполне элитарное — редкое, кондово-посконное. Корнями-истоками пахнет.
— Явился не запылился. Где пропадать изволил?
Шеф после книжно-заграничных успехов Максима относился к подчиненному двойственно. С одной стороны — лестно. Вырастили в коллективе такого преуспевающего монстра: он и про российский исламский фундаментализм для журнала «Шпигель», он и о политических партиях в Средней Азии для «Тайма». С другой стороны — кто в родной газете пахать будет, если все ориентируются на «туда»? Экспорт стратегического сырья получается, а у самих интеллектуального бензина не остается.
— Есть несколько задумок, Алексей Парменович. Большая, панорамная работа. — Шеф еще со времен газетно-комсомольской юности любил отчего-то три магических слова: «панорама», «подход» и «расхристанный».
— Давай излагай, — поощрительно кивнул шеф и тут же построжал: — Только покороче, в темпе, видишь, спешу.
Этакая смесь гнева и милости.
— «Петербургские тайны» — серия очерков! — Максим вдохнул полной грудью и нырнул в омут собственных фантазий. Импровизировал вдохновенно. — Сейчас тайн ничуть не меньше. В рубрику помещается все: и самые громкие убийства, и финансовые скандалы, и мистика. Представляете, каждую неделю — большой очерк!
Главный даже кепку снял. Не в смысле «снимите шляпу, господа», но все же.
— Интересный подход…
— Не то слово! — увлеченно врал журналист. — Я только начал готовиться… Только вот…
— Что? — Теперь начальственной любви в голосе было гораздо больше, чем гнева. — Что надо-то?
— Ну, — Максим сделал вид, что думает, — мне бы на недельку-полторы в свободный полет, чтобы не дергали с текучкой, чтобы подготовить сразу три-четыре-пять материалов. А потом…
— Ты и так не слишком нашей текучкой злоупотребляешь. Вон завотделы жалуются, что от тебя прошлогоднего снега не добьешься.
— Клеветнический подход. — Максим прижал руку к сердцу и сделал честное лицо. Впрочем, не слишком усердствовал, тут как при игре в «очко» — двадцать два тоже плохо.
— Ладно, на полторы недели отпускаю. И чтобы, — главный склонился над перекидным календарем, — во вторник ты был у меня — с очерками. В праздничный номер и дадим — к Восьмому марта.
— Будет сделано. — Теперь Максим сыграл голосом исполнительность. Тоже в меру. И поспешил закруглиться. Длинные беседы с начальством не его амплуа. Это прерогатива полных бездарей.
Нина вернулась домой чуть раньше обычного — около семи.
Максима, как и следовало ожидать, и духу не было. Видимо, задержали те самые, любопытствующие.
Он примчался через час. Запыхавшийся, и не только.
Первым делом, даже не сняв ботинок, ворвался в кухню и подозрительно осмотрел — стол, раковину и жену.
— У тебя кто-то был?
— Что? — Нина чуть не поперхнулась. Взгляд супруга стал грозным и подозрительным.
— Почему в раковине две чашки из-под кофе?
— Потому… — Происходящее так сильно напоминало сцену ревности, что она замешкалась с ответом. Ревность — это что-то новенькое в их полных эмоций взаимоотношениях.
Максим ответа дожидаться не стал. Бросился в комнату. Нина с интересом последовала за ним. Под диван и в шкафы он не заглянул. Ограничился поверхностным осмотром. Допрос тоже продолжался. Причем пошла в ход уже вторая степень устрашения.