Шрифт:
— Хорошо, Ашилла, надену красное.
Мари ускользнула в свою комнату и достала записную книжку Беннета из того местечка, где хранила принадлежности для рисования. Может, ей следовало сказать ему, что книжка у нее? Но он же выбросил ее… Значит, не имел теперь на книжку никаких прав — что бы с ней ни случилось.
Быстро пролистав записную книжку майора, Мари все же решила сказать ему, что книжка у нее.
Через несколько минут она вошла в огороженный стеной сад. Хотя он был намного меньше, чем сад Исада, зелень и тут источала волны чудесных ароматов, которые тотчас успокоили Мари. Поглаживая пальцами потертый корешок книжки Беннета, она устроилась на скамье и задумалась…
В записной книжке действительно были стихи — как Беннет и сказал. Но конечно же, стихи не его собственные. Ведь его представление о поэзии — это, вероятно, перечень приказов, которые он намеревался выполнить.
Мари снова раскрыла книгу, разгладив первую страницу, тихо зашуршавшую под ее ладонью. Затем осмотрелась, чтобы убедиться, что она в саду одна. И принялась читать.
Глубокий вздох, и юноша упал. И красные цветы к его груди прижаты. Но вот бросается к нему солдат, Чтобы взять знамя из руки, по-прежнему его сжимавшей, Пусть даже ей его уже не удержать.Мари вздрогнула; в ее ушах громко стучало ее сердце.
Поэма являлась сочинением самого Беннета — в том не могло быть сомнений.
Она захлопнула книжку и с трудом перевела дыхание; ей казалось, что в этих стихах открывалась душа Беннета.
Она снова дрожащими пальцами раскрыла книгу и прижала ее к груди. Затем вновь принялась читать. Минуту спустя провела пальцем по размазанным чернилам и вздохнула.
Оказалось, что Беннет писал не так, как она ожидала, — не аккуратными ровными строчками. Почерку него был размашистый, с наклоном; причем многие слова были зачеркнуты, безжалостно уничтожены темными полосками чернил.
И это была не просто поэма — ее писал человек, спасавший знамя своего полка. А слова о том, как невыносимо держать руку умирающего юноши, были переделаны множество раз, и все сентиментальное или слишком трогательное было выброшено. Возможно, кто-нибудь мог бы увидеть в поэме майора оду чувству долга, но на самом деле это была мучительная мольба о прощении.
Мари всхлипнула и прошептала:
— Ах, не следует это читать…
И тут же, перевернув страницу, она опять погрузилась в чтение.
Глава 10
Беннет готовился постучать в дверь, но задержался — позади него послышались торопливые шаги. И он взялся за рукоятку кинжала.
— А, майор… Вы что-то рано, — раздался голос с легким акцентом.
Беннет опустил руку. Это был дворецкий Селим. Причем лицо у него раскраснелось, а тюрбан съехал набок.
— Простите, что встретил вас не так, как положено, майор. Я занимался подбором нового слуги. И предполагал, что буду на месте до вашего приезда.
Селим поклонился и ввел его в комнату.
— Я сейчас сообщу о вашем прибытии. Пожалуйста, присядьте пока.
Беннет кивнул и оглядел центральную комнату. В отличие от резиденции посла почти все в доме Мари было устроено по местным обычаям. У стен стояли низкие кушетки с грудами бархатных подушек, а вот кресел и стульев в этой комнате не было. И Беннет долго не мог сообразить, как же ему тут устроиться, чтобы это не выглядело смешно.
В конце концов он решил проблему, прислонившись к мраморной колонне.
Вскоре в комнату вошел сэр Реджинальд. Вечерний костюм свободно висел на нем, как будто хозяин дома значительно потерял в весе.
— Рад вас видеть, майор! Хотя вам не обязательно было приезжать. Я и сам мог бы сопровождать свою дочь, а вам не пришлось бы томиться в душной карете — именно в ней следует ехать к резиденции посла.
Беннет вежливо поклонился.
— Чем меньше времени тратишь на подобные церемонии, тем лучше.
Но он не мог отказаться от этой поездки, так как очень беспокоился за Мари.
Сэр Реджинальд усмехнулся:
— Это правда. Я укроюсь в комнате для игр, как только сумею.
Оставить Мари одну?.. Именно поэтому он не мог доверить ее отцу. И даже если бы жизнь девушки не была в опасности, все равно не следовало оставлять ее одну. В резиденции посла было слишком много уединенных уголков, и мужчина вполне мог заманить туда женщину ненадолго. А если она без сопровождающего, то и надолго.
Тут послышались легкие шаги, и в дверях комнаты появилась Мари. На ней было малиново-красное платье, прекрасно обрисовывавшее ее стройную фигуру. Как и большинство английских вечерних платьев, оно облегало грудь, но на этом сходство заканчивалось. На нем не было падавших от высокой талии до пола складок; оно было сшито так, что подчеркивало талию клиньями — как и в национальной одежде, — собранными пышными складками на бедрах, и, конечно же, платье закрывало ноги, ниспадая к полу.