Шрифт:
— Да, — закивал другой мальчишка, ростом с хорошего подростка. — Мы ему помочь хотели.
— Не смешите меня, молодой человек. Я все видел. Сейчас — к директору.
Дима поднялся и теперь стоял, весь грязный, не поднимая глаз.
Павел достал белый платок.
— Держи. Вытрись.
Дима шмыгнул носом, не глядя на учителя. Вытерся.
— Вот, — протянул обратно грязный платок. Мальчик не знал, как вести себя в таких ситуациях. Впрочем, Павел знал не больше его.
— Оставь себе. А лучше выкинь.
Платок мало помог. Большая часть разводов на лбу, щеках и подбородке осталась.
— Тебе лучше пойти домой. От занятий я тебя сегодня освобождаю.
— Не пойду, — Дима мотнул головой.
— Почему?
Дима напрягся.
— Отец меня убьет.
— Потому что ты грязный?
— Да, — Дима с трудом кивнул. — И потому что меня избили. Меня отец ненавидит, потому что я слабак.
Павел нахмурился. Его раздирали самые противоречивые чувства: жалость, желание помочь, отвращение, ненависть к тому, как по-идиотски устроена жизнь.
Он взглянул на мальчика. Тот по-прежнему стоял, заложив руки за спину, как приговоренный к казни, грязный, пассивный. Спокойно, сказал он себе. Это всего лишь ребенок.
Павел сел перед ним на корточки. Взгляд Димы был настороженным.
— Твой отец когда-нибудь учил тебя? Хоть чему-нибудь?
Дима покачал головой.
— Смотри.
Павел выставил вперед открытую ладонь.
— Ударь. Вот сюда.
Он ткнул указательным пальцем в центр ладони.
Дима округлил глаза.
— Зачем?
Павел как можно мягче, но все же твердо сказал:
— Можешь просто ударить?
Дима, нервно сглотнув, отступил на шаг.
— Павел Юрьич, но вы же…
— Я не Павел Юрьич. И не твой учитель. Я сейчас твой… враг, — Павел чуть не сказал «отец», но вовремя прикусил язык. — Просто ударь.
Несмело приблизившись, Дима слабо ударил кулачком в ладонь Павла. Рука учителя даже не покачнулась.
— Еще. И посильнее, пожалуйста.
Дима застыл в нерешительности, но, встретив суровый взгляд Павла, ударил. Чуть сильнее. Рука Павла качнулась.
— Еще, — сказал Павел.
Дима, забывшись, со всего маху впечатал кулачок в широкую мужскую ладонь. Павел, охнув, потряс рукой.
На лице мальчика появилась тревога.
— Извините, — сказал он. — Я не хотел.
Павел посмотрел на него. «Боится, что сейчас начну его бить». Он снова почувствовал эту странную ненависть неизвестно к чему.
— Все в порядке. Молодец. Так и надо, — Павел снова подставил руку. — Давай еще немного поиграем, ладно?
Дима кивнул.
— Еще! — говорил Павел, а Дима бил. — Еще удар! Сильнее! Сильнее! Молодец.
«Что я делаю?»
— Ну что, куда теперь?
Дима помрачнел. К нему вернулось привычное чувство — уныние.
— Вы-то куда?
— Я? — Павел задумался. — Домой. Куда же еще?
Он услышал чужой голос, говорящий его устами:
— Хочешь, можешь пойти со мной.
— Как? — Дима посмотрел недоверчиво. — К вам домой?
— Серьезно, — Павел взял его за руку. — Пойдем.
Дима ничего не ответил. Они шли через подворотни, остерегаясь людных проспектов.
— Спасибо вам, — сказал Дима.
— Спасибо на хлеб не намажешь. А за что спасибо-то?
— За то, что не бьете.
Павел почувствовал холодок по спине. От неловкости он немного грубо ответил:
— Ты должен понять, Дима — в тебе есть сила.
— Вам кажется?
— Да, — соврал Павел. — Я уверен.
— Куда грязную одежду?
— На пол.
— Куда?
— В угол.
Павел подошел к зеркалу, застегивая верхнюю пуговицу красной клетчатой рубашки.
Дима стоял посреди гостиной — в чистых серых джинсах и белой футболке. Он оглядывался с детской непосредственностью. Дима не спросил Павла, откуда детские вещи, и Павел был ему благодарен.
— Садись. Сейчас будем обедать.
Смущенно бормоча, Дима сел на диван.
— Включить телевизор?
— Не, — мальчик помотал головой. — У вас есть библиотека?
— Есть.
— Можно посмотреть?
— Парень, распоряжайся в моем доме, как душе угодно. Только книги, чур, найдешь сам.
— Ладно, — Дима с готовностью отправился искать. Павел усмехнулся.
«Что ждет его? Есть ли для него надежда?»
Его улыбка поблекла.
Павел разогрел куриный суп, вскипятил чайник. Заглянул в свою комнату. Темная вихрастая голова мелькала перед стеллажами. Дима был поглощен книжным великолепием.