С чего мы начали вместе работать? Она просто со мной разговаривала. Я не помню ребят, которые были на сборах, зато отлично помню Ольгу Борисовну, помню, как я приходила к себе в номер после наших занятий. Потом я удивлялась, почему сразу не заметила, что она маленького роста. Наверное, тогда она произвела на меня такое впечатление, что я не замечала, как она выглядит. В Ворохте она была для меня олицетворением красоты, изящества, мудрости. И потом, еще немаловажная деталь, она же работала с Игорем…

Я не была такой способной ученицей, как Игорь, я все равно плохо спала и должна была совсем не есть, чтобы похудеть. Я мало почерпнула нужных навыков, мне важна была ее оценка той жизненной ситуации, в которую я попала.

Я и с Татьяной Анатольевной разговаривала на все волнующие меня темы, но позиция моего тренера, самого близкого мне человека, хотя я ее понимала, была для меня неприемлемой. Поэтому, когда я принимала важные в своей жизни решения, совет Ольги Борисовны оказывался решающим. Она исходила не из текущего дня, не отталкивалась от «самой главной нашей победы» – победить и умереть… Таков смысл жизни Татьяны Анатольевны, любого настоящего тренера, а Тарасова не просто настоящий – выдающийся. Но – «умереть сейчас же». А главная идея Ольги Борисовны – жить. Она вселяла любовь к жизни. Она не раз говорила, что ей непонятна позиция Елены Анатольевны Чайковской, потому что в ее программах сквозит постоянный надрыв (исключая танцы Пахомовой и Горшкова). Я тогда не очень понимала – о чем она. Но сегодня я сама это вижу и точно так же, как Ольга Борисовна, – не принимаю. Есть вещи, которые человеческий глаз либо воспринимает с удовольствием, либо нет. Мне сразу возразят: ваш танец с Андреем в кульминациях тоже походил на «разрыв аорты». Но разница есть – даже в трагедии мы выглядели оптимистично…

Игорь. Я попробую объяснить, что хотела сказать Наташа. Предположим, я имею некий тембр голоса, выше крикнуть не могу. Программы, которые не принимает Наташа, танцоры начинали с того, «выше чего крикнуть нельзя», и все четыре минуты катали на этом крике. Действительно больно смотреть. И это не кульминация, таков весь танец. Поэтому, когда на него смотришь, то через минуту устаешь от страшного надрыва. Кульминационные моменты нужны, но они должны быть оправданны.

Наташа. Наталья Михайловна Ульянова, наш хореограф-репетитор, она хорошо знала эти законы. Мы выступали с «Цыганкой» сотни раз. На сто первый Наталья Михайловна после выступления сказала: «Как же ты так рвешь с первых шагов? Если ты уже так начала, чем закончишь? Два одинаково поставленных движения начни: первое – с силой, а второе – обязательно еще сильнее. Но если не можешь прибавить, значит, первое ослабь».

Есть, есть в мире какие-то законы, которые на бумаге не записаны, а Ольга Борисовна их выводила чисто психологически, и они своей мудростью помогали каждую жизненную ситуацию увидеть под правильным углом. Много лет спустя, уже после спорта, если я попадала в какую-то тяжелую ситуацию, мне ее позиция помогала. Андрей не любил, когда она присутствовала на тренировке, в отличие от меня он ее абсолютно не воспринимал, хотя она пыталась работать и с ним. Наверное, считал, что она слишком много видит или во многое вникает. А он не подпускал никого к себе близко, свое состояние регулировал сам. Плюс к этому ему не нравилось ее влияние на меня, и по-своему он был прав. Потому что, когда она приходила на тренировку, я от радости впадала в такое состояние, что могла забыть снять чехлы с коньков и выйти на лед. Возможно, сейчас Андрей или Татьяна Анатольевна оценивают ее по-другому, ее значение и ее влияние.

Когда мы заканчивали выступления в спорте, ее последний окончательный совет дал мне силы отойти от Татьяны Анатольевны и Андрея – людей, ближе которых у меня в жизни не было. Я позвонила Ольге Борисовне: «Что мне делать? Андрей – туда, Татьяна Анатольевна – сюда». А она: «Наташа, хватит, ты все, что могла, им отдала». И вдруг эта традиционная фраза заставила меня посмотреть на собственную жизнь с другой стороны. Что же я все считаю, будто я в долгах! А кому и что я должна? Эта мысль меня сразу отпустила на свободу.

По сути дела, Ольга Борисовна могла назвать себя психоаналитиком.

Ольга Борисовна уехала в Израиль сразу, как стали всех выпускать, – в самом конце 80-х. Помню, как без конца звонила ей из Франции и рассказывала все, что со мной происходит. Я не представляла себе, что можно прожить без ее совета, я звонила, и она чувствовала свою необходимость в моей жизни.

Сейчас мы общаемся значительно реже. Когда она с сыном жила в Нью-Йорке, пусть раз в полгода, но мы обязательно встречались. Обычно гуляли целый день, рассказывали, что у нас происходит. Теперь она снова в Израиле. С ее Антоном я переписываюсь по Интернету. С ней я наладила связь: она в оговоренное время всегда дома, и мы созваниваемся, будто не расставались. Есть люди, с которыми совсем не надо каждый день общаться: только начинаешь разговаривать, пусть даже после большого перерыва, и по голосу уже знаешь, какая у него жизнь, что с ним. У меня собралось много разных новостей, и плохих, и хороших, всякие известия о наших общих знакомых, но когда она взяла трубку и спросила: «Что нового? Что у вас хорошего?», я поняла, ей сейчас не стоит рассказывать ничего плохого. И я ей бодро доложила про то, что у нас есть хорошего, а с трудностями, которые иногда возникают, мы вполне справляемся.

И на ее вопрос: «А как Игорь?», я сказала: «Ольга Борисовна, он стал очень похож на меня, он уже спит». Когда мы поженились, он ночами писал стихи, а до двенадцати дня спал. Я же в девять часов ложилась, вставала по привычке в семь утра и не знала, куда себя деть. Теперь мы оба в одиннадцать ложимся, в девять вместе просыпаемся. Я звонила как раз в одиннадцать вечера, поэтому она засмеялась: «Ладно, передашь ему привет, когда проснетесь».

Ирина Чубарец и Станислав Шкляр

Наташа. После моего ухода из спорта спустя несколько лет Чубарец и Шкляр вновь возникли в нашей жизни. Ирина Чубарец и Станислав Шкляр – это пара бальных танцоров из Днепропетровска. Они оказались в группе Тарасовой по рекомендации Карамышевой и Синицына. Произошло это, наверное, в 1983 году, когда первый раз за историю фигурного катания Международный союз конькобежцев для оригинального танца выбрал рок-н-ролл. Для нас он был настолько чужеродным, что мы сразу почувствовали – без специалиста не обойтись, нужны танцоры, которые знают, что такое рок-н-ролл. Ростик с Наташей сказали: «А что тут думать? У нас в Днепре есть классные ребята». И спустя несколько дней Шкляр и Чубарец приехали в Москву. Поразительно увлеченные своим делом люди. Если я слышу слово «профессионал», у меня перед глазами – они. Если они сидят и пьют чай, и идет разговор о чем угодно, он все равно придет в русло обсуждения танцев.

Игорь. Кстати, по поводу чая. Если Ира Чубарец заводилась и начинала о чем-то говорить, то это значит пепел с ее сигареты падал на твои брюки, ложка вываливалась из чашки на пол, а чай выливался на соседа. Так у нее выражалось творческое горение.

Наташа. Когда ребята начали с нами работать, они легко нашли общий язык с Татьяной Анатольевной. Встретить единомышленника в творчестве, тем более если ты с ним работаешь и он тебе нравится, – это сплошное удовольствие. В конце концов, они помогали нам в постановке всех наших программ, кроме «Кармен». Так случилось, что когда мы работали над «Кармен», я не помню из-за чего, да мне и не рассказывали, но какой-то конфликт с Тарасовой у них произошел. Шкляры не приехали на наш сбор, и «Кармен» ставила одна Тарасова. Мы с Андрюшей и сами немало сделали, когда Татьяна Анатольевна заболела.