Но, потянув немного из бутылки Пумпура и закусив гречневой лепешкой, он смягчился и стал более сговорчив. Когда Андр отстегнул вожжи и продернул под гробом, Саулит схватил за один конец и помог Альберту нести. Сын Осиса прыгнул в могилу, чтобы принять гроб; теперь Саулиту пришлось одному держать вожжи, уже двумя руками. Осторожно опустили. Могила вырыта не очень складная, но что один Пумпур мог сделать, если от Пакли-Берзиня помощи не было никакой. Но когда дно ямы так старательно выстлано еловыми ветками, неровностей не видно. Сделано это не только ради красоты. Место под могилу, конечно, отвели в низком месте, на самом стоке, где хоронили покойников из богадельни; песок здесь такой же, как на всем кладбище, но даже в самую сухую осень тут скоплялась вода. Когда Андр Осис выбрался из ямы, сейчас же отошел в сторону и принялся сердито чистить опавшими листьями сапоги, одолженные старшим батраком, — они все были облеплены мокрым песком.

Березы, липы и клены стояли уже голые, только на большом дубе, недалеко от ворот, еще держались желтые листья, толстые и жесткие. Раз десять ударил Лакстынь в колокол, но с колокольни не спустился, чтобы не пришлось помогать при отпевании и когда станут засыпать могилу.

Из богадельни приплелась старая Витолиене, но она была совсем безголосая. И у Лиены сегодня голос не звучал. Саулиту пришлось стараться за всех. Не переставая дрожать, он наспех прочел полторы странички из приложения к псалтырю и выжидательно потоптался, пока Пумпур с Андром засыпали могилу. Украсив холм гирляндой брусничника, Лиена пошла осматривать могилы богатых; в это время Пумпур за воротами угощал Саулита, Берзиня-заику и Витолиене. Витолиене, как самой энергичной, волостной старшина поручил ведать устройством новичков в богадельне. Старуха спросила, когда Пакля-Берзинь привезет свои вещи, завтра или послезавтра, чтобы вовремя подготовить угол за дверью. Прибежал Лакстынь, всем своим видом показывая, что он давно с радостью был бы здесь, если бы не полагалось еще разочков десять ударить в колокол и сделать кое-что неотложное по службе.

Андр Осис повел Альберта на середину кладбища, чтобы показать огромный, вросший в землю камень. Даже самые старые люди не могли сказать, кто под ним похоронен. На похоронах старого Бривиня Андр уже успел немного соскоблить мох с надписи. Теперь они соскребли больше. Сверху еще можно было прочесть: «Hier ruht in Gott». [52] Готт — это был бог, остального они не поняли. Внизу чернели только цифры: 1763.

— Это — он родился, — с видом знатока пояснил Андр, — а когда умер, неизвестно.

— Да, неизвестно, — согласился Альберт.

Андр почувствовал себя задетым, — этакая блоха осмеливается обсуждать столь важный вопрос.

— Тебе неизвестно, потому что ты дурак, а я узнать могу. Скажем, когда умер, ему было шестьдесят три года; шестьдесят три я и прибавлю к шестидесяти трем. Три да три будет шесть, шестьдесят и шестьдесят — сто двадцать, семьсот да сто — восемьсот. Выходит, что он умер в тысяча восемьсот двадцать шестом году.

— Да, выходит так, — подтвердил мальчик, глупо тараща глаза.

Андр совсем рассердился:

— Ты все только зря болтаешь, а сам не знаешь ни сотен, ни тысяч. Это — первый покойник, похороненный на Иецанском погосте, когда кругом еще росла гречиха. Красные стебельки шелестели, когда его зарывали в землю.

Альберт оглянулся. Деревья, опавшие листья, кресты, могилы, убранные сухими гирляндами и поросшие метелками, — откуда же могли взяться красные стебельки? Он рассмеялся.

— Врешь, по глазам видно.

— Я сказал — ты дурень, и еще раз повторяю! — Андр повернулся к нему спиной и один пошел посмотреть, запрет ли Лакстынь двери колокольни, или они так и останутся открытыми, — ведь тогда кто-нибудь может забраться и унести колокол.

Лиена обошла могилы богатых — так уж принято во время похорон. Могила старого Бривиня стояла по-прежнему высокая, только гирлянды и цветы засохли. Будущей весной холм выложат дерном, поставят каменный крест, — за зиму камнетес успеет приготовить. Над могилой старого Спруки крест уже стоял — огромный и тяжелый, красноватого цвета. «Jahn Sprukke» [53] — ясно и разборчиво было высечено, дальше следовали год рождения и смерти. Ниже на кресте — «Dorothee Sprukke» и тоже числа. Вокруг могилы супругов — деревянная ограда из выкрашенных досочек. А могила сунтужских господ окружена толстой чугунной цепью с четырьмя металлическими венками на круглых каменных столбах по углам. Крест тоже чугунный, на нем блестят чудесные золотые буквы: «Mahrtin Behrzing, управляющий Дивайским имением».

Непонятную жуть наводили этот огромный крест и громкое имя спящего под ним управляющего.

Но Лиена пришла сюда не только для того, чтобы обозревать могилы господ. Покосилась, не видит ли Андр, и проскользнула к могилам Заренов. Старики похоронены вместе, под одним широким холмом. Но рядом с ним — еще один, совсем маленький холмик, с крестиком из неочищенной березки. До рождения Карла у стариков был еще один внучек — умер двухнедельным. Мать Карла не ухаживала за могилами, из густого слоя опавших листьев виднелись метелки и какие-то сучья. Лиене стало совсем грустно, — как будто у нее самой что-то погребено здесь, оставлено, забыто…

Но у ворот ее уже звал Пумпур. Заика Берзинь сидел на телеге и нетерпеливо поглядывал. До Салакской корчмы довезут, но дальше и в темноте на эти чертовы холмы за него никто не будет взбираться. Только время у человека отняли со своими похоронами! Саулит возвращался к себе чуть не бегом, подняв воротник, засунув руки в карманы, — собственного тепла у него не осталось. Витолиене семенила за ним, упираясь палкой в землю.

Лиена еще раз подбежала к могиле матери проститься. Красиво стояли воткнутые в землю астры Лауры, — почти незаметно, что их прихватило морозом.